Миссис Биллингз схватила Маргариту за юбку, остановив ее в тот самый момент, когда Донован скрылся на террасе.
— На этот раз, — простонала она, — вы ведь сами придете за мной, не так ли? Не то чтобы мне не нравилось общество мистера Донована… поскольку он весьма обходительный и веселый джентльмен…
— Да, Билли, так все говорят. И не волнуйся, я сама приду за тобой… через какое-то время. А теперь улыбнись и сделай вид, что тебе нравится игра мисс Клеммонз. А я отправляюсь бросать на ветер остатки своей репутации.
Пройдя вдоль стены, так что почти никто не обратил на нее внимания, Маргарита проскользнула сквозь высокие застекленные двери на террасу. Сумерки быстро сгущались, и, помедлив несколько мгновений, чтобы дать привыкнуть глазам к полумраку, молодая женщина спустилась по широким каменным ступеням лестницы в сад леди Саутби.
— Донован? — громко прошептала она, оглядываясь. — Где, черт побери, ты прячешься? Я не могу отсутствовать более тридцати минут.
Едва она успела сделать несколько шагов по мягкой траве, как кто-то схватил ее за руку и увлек в кусты.
— Донован! — воскликнула она, обнимая его крепко за плечи.
— Я получил твою записку, — проговорил он, пожирая ее глазами, словно не видел тысячу лет. — Маргарита, не может быть, чтобы ты написала мне об этом серьезно.
Она облизала внезапно пересохшие губы.
— Но это так, Донован. Я извиняюсь от всего сердца. И, да, я хочу, чтобы мы были вместе, но о браке не может быть и речи. Я… у меня есть дела, которые я должна закончить, прежде чем думать о будущем.
— «Клуб», — сказал Донован, и в его глазах она увидела сталь. — Ты все еще за ними охотишься. И не собираешься сказать мне, почему. Я прав?
— Да, Донован, не собираюсь. Как не собираюсь спрашивать тебя, почему ты ведешь дела с ними, вместо того чтобы действовать через дипломатические каналы, как поступают остальные посланники Мэдисона. Мне кажется, мы должны просто довериться друг другу… или разойтись в разные стороны и забыть, что была прошлая ночь.
Она почувствовала на своих плечах его руки.
— Не могу, ангел. — Он покачал головой. — Не могу я забыть этого. Называй меня лжецом, называй меня дураком, но я люблю тебя, Маргарита, и никогда об этом не пожалею. Даже если мы с тобой больше никогда не поцелуемся, даже если я никогда тебя больше не обниму, я буду любить тебя до самой смерти… и даже после.
У Маргариты защипало глаза, и она поспешно моргнула. В последние двадцать четыре часа слезы лились у нее из глаз с необычайной легкостью. И это после стольких лет жесткого самоконтроля, когда она ни разу не позволила своим чувствам вырваться наружу, боясь, что окружающие догадаются о глубокой незаживающей ране в ее сердце.
— Я вела себя прошлой ночью просто отвратительно, Донован, тогда как ты был необычайно добр ко мне. Я даже не подумала о возможности появления ребенка… как и о том, что могу причинить боль тебе или вообще кому бы то ни было. Я просто действовала. Эгоистично, не думая о других. Я не всегда была такой, поверь мне. Я едва узнаю себя в этот последний год. Только что я вела себя с Билли совершенно возмутительно, хотя она такая, какая есть. Прости меня. С изумлением она увидела на лице Томаса улыбку.
— Ты знаешь, ангел, мне доставляет огромное удовольствие видеть тебя такой смиренной. Интересно, доведется ли мне еще когда-нибудь увидеть подобное?
Она улыбнулась ему в ответ.
— Весьма в этом сомневаюсь, Донован, но ты все же не теряй надежды.
— Могу я надеяться когда-нибудь завоевать твою любовь?
Маргарита закрыла глаза. Пора было сказать ему то, что подсознательно она знала почти с их первой встречи, но в чем лишь недавно… совсем недавно осмелилась признаться себе. Она открыла глаза и с необычайной серьезностью произнесла:
— Моя любовь уже принадлежит тебе, Донован. Тебе остается лишь решить, хочешь ли ты сохранить ее.
Больше ей не удалось сказать ни слова, так как Томас заключил ее в объятия и закрыл поцелуем рот.
В следующий момент она слегка прикусила ему нижнюю губу, и он ответил ей тем же. Губы их раскрылись, и его язык скользнул ей в рот.
