— Это звучит ужасно. Так, будто бы они были рабами, — заметила Делла.
Пидж хихикнула, поднеся маленькую ручку ко рту.
— Возможно, мистер Стейси собирается вернуть старые порядки. Но конечно, вреда от этого вовсе не будет, ведь среди работников столько лентяев, скажу я вам.
Она сделала многозначительную паузу, и Делла вспомнила замечание Сорши, касающееся Пидж, которое прозвучало днем раньше. Было абсолютно очевидно, что не существовало ничего в этом мире, что бы Пидж любила больше хорошей сплетни. Несмотря на то что Делла могла незаметно выпытать у нее столько информации о привычках и характерах жильцов дома, что ей не составило бы никакого труда сыграть роль Линн де Валенс, она не собиралась поощрять ее поведение. Ее откровенно пристальный взгляд и стремительные движения выдавали в ней человека, на которого нельзя положиться.
Пидж, однако, не смутило молчание Деллы.
— Мисс Сорше пора встряхнуться. Она слишком хозяйственная, а когда самой хозяйки нет, то и вовсе ведет себя так, будто бы владеет здесь всем. Если вам интересно мое мнение, она собирается завладеть Саггартом, когда придет время. Ну что ж, ее давно пора поставить на место, и, возможно, в лице мистера Стейси она найдет себе достойного противника, — с надеждой заключила Пидж. — Кроме того, она и правда умеет обращаться с мужчинами. Она ведь действительно красавица, что толку отрицать очевидное.
Когда Пидж, подобно маленькому вихрю, вылетела из комнаты, Делла попыталась оценить сложившуюся ситуацию. Появление Логана Стейси, без сомнения, не могло не изменить и планов Рекса. То, что он называл безмятежным плаванием, теперь явно осложнилось и стало даже опасным, особенно для самой Деллы.
Сидя в постели, она подложила под спину твердый валик, который резко контрастировал с мягким матрасом, и принялась пить чай маленькими глоточками. Из того, что Пидж рассказала о Логане Стейси, становилось очевидным, что он в первый же день попытается установить свои порядки в Саггарте. Она вспомнила, как наблюдала за ним при свете луны, — широкая спина и решительная походка выдавали в нем человека не склонного к компромиссам. У нее появилось неприятное ощущение, что этот человек может быть очень опасным. Затем ее взгляд упал на рубашку и брюки для верховой езды, и ее охватила паника. Она стала лихорадочно размышлять, можно ли найти какую-нибудь серьезную причину для того, чтобы избежать утренней конной прогулки, которая, очевидно, была привычкой Линн де Валенс.
Она все еще пыталась придумать что-нибудь, но ни один ей достаточно подходящим и убедительным, когда в дверь негромко постучали. В дверном проеме появилась маленькая фигурка Перси, на нем была надета пижама.
Он долго разглядывал ее, при этом его круглое лицо перекосилось от огорчения.
— Ты обещала, что возьмешь меня покататься на Фионе, а сама еще даже не встала, — обвиняюще заявил он. — А ведь я видел, как Пидж несла тебе мамину одежду для верховой езды.
Он пересек комнату, взобрался на кровать и свернулся клубочком у ног Деллы. Девушка беспомощно смотрела на него. Было совершенно очевидно, что он не собирается отказываться от задуманного предприятия. Внезапно ее осенило:
— Почему бы тебе не попросить Райана покатать тебя?
Перси посмотрел на нее с таким изумлением, что она сразу же поняла, что сказала какую-то глупость.
— Но ты же знаешь, Линн, что Райан никогда не пустит меня в конюшню, если со мной нет взрослых. Он говорит, что я дразню лошадей, но это ложь. Я только хочу погладить их и угостить кусочком сахара, — невинно добавил он.
— Твоя мама, должно быть, уже ищет тебя, — с надеждой в голосе предположила Делла.
Он покачал головой:
— Мама все еще в постели. Она никогда не встает так рано.
На минутку его бледное, какое-то недетское лицо приняло потерянное и патетичное выражение, и Делла немедленно ощутила порыв сострадания. Ему явно недоставало обычных детских забав, его не любили слуги и неисправимо портила мать, когда, разумеется, была в соответствующем настроении. В его характере странным образом смешались ребячество и раннее развитие, которое совсем не соответствовало его возрасту. Свернувшись в крохотный клубочек на конце огромной кровати, он выглядел таким несчастным и уязвимым, в голосе его ясно слышалась мольба.
