– Мы уедем из Парижа, – решил Раф. – Сейчас здесь слишком опасно. После сегодняшнего дня положение ухудшится. Поедем в Англию. Денег у нас пока вполне достаточно, и к тому же я всегда смогу работать. Мы вполне в состоянии продержаться.
– Я должна буду выучить еще один язык! Но вы же там заскучаете. Ведь в Англии нет революции.
Раф усмехнулся:
– Возможно, удастся расшевелить народ и там.
– Я очень счастлива, – вздохнула она. – Я была глупа. Вы правы, Раф. Я слишком глупа. Меня не за что любить.
– Вы не глупы. У вас просто нет достаточного образования. Но я буду по-прежнему стараться, – обещал Раф. – Не беспокойтесь.
– Значит, наше положение не безнадежно? Мы сумеем преодолеть наши противоречия?
Фоска сплела руки вокруг его шеи и легла на спину, укладывая его на себя. У нее были теплые, возбуждающие поцелуи. Он почувствовал, что в нем пробуждается желание.
– Может быть, нельзя? – прошептал он. – Это не повредит ребенку?
– Отнюдь нет, – успокоила его Фоска. – Им это нравится.
– Лгунишка. Хотите сказать, вам нравится. Он пытался уклониться, но она не отпускала его.
– Я счастлив, Фоска, – сказал он. – Как никогда в жизни.
– И я счастлива. Мы скоро уедем из Парижа?
– Прямо сейчас. Поездка может оказаться трудной. Нельзя откладывать.
Она соблазняюще извивалась под ним и целовала его в губы.
– А теперь замолчите, – прошептала она, расстегивая пуговицы на его брюках.
Раф задрал ее юбки до самой талии.
– Вы знаете, кто вы? Похотливая маленькая сучка. Не уверен, что вы подходящая мать для моего ребенка.
– Теперь об этом уже поздно беспокоиться.
Она сделала глубокий вдох, когда он вошел в нее. Он старался быть особенно нежным, но она лишь смеялась над ним и разжигала его. В конце концов она довела его до такого возбуждения, что он забыл о своей решимости быть осторожным и взял ее грубо, добиваясь удовлетворения их страстного желания.
А потом, гладя его темную голову, она сказала:
– Мы больше никогда не будем так счастливы, как сейчас.
– Фоска, трусиха, – пробормотал он, засыпая. – Не пытайтесь устанавливать пределы нашего счастья. У него нет пределов.
Когда стемнело и на улицах стало спокойней, они приняли ванну и вышли пообедать в расположенный рядом маленький ресторан. После обеда они прогулялись вдоль Сены.
Раф не мог скрыть своего интереса к событиям сегодняшнего дня, а Фоска снисходительно улыбалась, пока он разговаривал со своими друзьями.
– Простите меня, – сказал он, возвратившись к ней. – Мне нужно было узнать, что произошло. Как раз сейчас идет заседание Ассамблеи. Дворяне соглашаются на уступки.
– Я не имею ничего против, – сказала она, стискивая его руку. – До тех пор, конечно, пока революция – ваша вторая, а не первая любовь. Может быть, дойдем до собора?
Они пошли вдоль реки до собора Парижской богоматери, смутные белые очертания которого на маленьком островке напоминали большой корабль.
– Я люблю это место, – сказала Фоска. – Церковь… Вода… Напоминает Венецию. Как вы думаете, мы когда-нибудь вернемся туда?
– Не знаю, – сказал Раф искренне. – Я тоже скучаю по ней. По морю, по людям. Никогда не думал, что так может быть, но я скучаю даже по гетто.
– Теперь мы самые настоящие изгнанники, правда? – заметила Фоска, изумившись собственной мысли. – Странная штука – жизнь. Но зато мы вместе. Что бы ни случилось…
– Не пора ли вернуться, – сказал Раф. – Вечером оставаться на улице небезопасно. Они опьянены своими успехами и способны на непредсказуемые поступки.
Они пошли в обратном направлении домой. Говорили о будущем, о ребенке, о своей жизни в Англии. Теперь над ними не нависало молчание.
Воды Сены плескались о берег. Звук этот напомнил им обоим о домах, которые они покинули, и жертвах, которые принесли ради того, чтобы быть вместе.
Раф вдруг забеспокоился. Ему показалось, что он слышал позади звук шагов. Правда, когда он оглядывался, то никого не видел. Раф решил, что его подозрения – результат усталости. «Мы в полной безопасности», – подумал он.
Внезапно на них напали. Кто-то набросил на голову Фоски капюшон и привязал ее руки к бокам. Последнее, что она увидела, была рука, вонзающая блестящий кинжал в спину Рафа. Последнее, что она услышала, – собственный голос, пронзительно прокричавший его имя.
