Лиа подошла к Лоредану сзади и положила руки на его плечи. Отвела его длинные волосы со лба. Он вздохнул и закрыл глаза.
– У меня никогда не было сил поговорить с ней… – сказал он. – С того самого момента, когда я в нее влюбился, а потом уже было поздно. Образовалась пропасть. Я не могу разговаривать с ней. Я оцепенел и онемел. Стал косноязычен, как школьник, или напыщен. Я испытываю ужас при мысли, что она будет издеваться надо мной или рассмеется в лицо.
– Понимаю, – произнесла Лиа. – Почему так ужасно быть высмеянным человеком, которого любите?
Долгое время они молчали. Он находил успокоение в ее теплоте и близости. Она же думала, в каких дураков превращаются мужчины и женщины из-за любви.
– Разве это не глупо? – прошептала она, поглаживая его виски своими сильными пальцами. – Мы жалуемся на то, что могло бы быть. Время подумать над тем, что существует сейчас.
Она обошла вокруг и встала на колени около кресла. Он, глядя па нее сверху вниз, улыбнулся.
– Быть может, нам надо влюбиться друг в друга, – предложила она. – Хорошая идея? Это пошло бы всем на пользу! И если даже не получится… Мы притворимся. – Она наклонилась вперед и мягко поцеловала его.
Он, ласково поглаживая ее щеку, вернул поцелуй.
– Вы замечательная, синьорина Габбиана, – улыбнулся он.
Она взяла его за руки и вытянула из кресла.
– Возможно, после того как вы, синьор Лоредан, займетесь со мной любовью, вам легче станет называть меня Лиа. – Она повела его в спальню.
* * *
– Фоска, моя дорогая девочка, как любезно с вашей стороны навестить меня!
Донна Розальба Лоредан протянула Фоске высохшую руку. Та взяла ее и наклонилась, чтобы поцеловать свекровь в щеку. Из всего семейства меньше всех за семь лет изменилась Розальба Лоредан. Она объясняла это тем, что удалилась от окружающего мира, и заявляла, что ангел смерти совсем забыл о ней, потому что она не ноет по поводу своей старости.
– Вы хотели видеть меня, мама? – выпрямилась Фоска.
– Разве? – Розальба покачала головой. – Видите, что делает возраст с памятью. Тем не менее входите и садитесь. Прекрасно выглядите. Все еще сойдете за восемнадцатилетнюю.
Маленькая, уже дряхлая собачка Розальбы по кличке Веспа потеснилась, чтобы дать место посетительнице. Фоска присела на край кровати. Свекровь на самом деле не была инвалидом, не страдала никакой болезнью, которая не позволила бы ей покидать комнату. Если бы она хотела, могла бы ходить. Но много лет назад Розальба объявила, что устала от мира и его бессмысленных удовольствий. Она не хотела провести свои последние годы в женском монастыре, поэтому легла в постель в своем старом доме и редко появлялась на людях.
– Может, внешне я и похожу на восемнадцатилетнюю, но сил во мне нет, – призналась Фоска. – Вы, мама, выглядите поразительно хорошо. Не меняетесь с годами.
– Легко так говорить, поскольку вы годами меня не навещаете, – проворчала старуха.
– Простите, что я невнимательна к вам, – сказала Фоска виновато. У нее не было ничего общего со свекровью. Ей до чертиков надоели рассказы старой леди о прошлом Венеции. Прошлое мертво, и нет никакого смысла бесконечно ворошить его. Фоска жила настоящим или, может быть, уговаривала себя.
– Как поживает дорогой Паоло? – поинтересовалась Розальба. – Он тоже пренебрегает мною. Весь в родителей!
– Я скажу Фра Роберто, чтобы он заставил его чаще бывать у вас, – пообещала Фоска.
– Не часто, дорогая. От случая к случаю. Частота порождает привычку, а я уже слишком стара, чтобы приобретать новые привычки. Я приучусь часто видеть его и буду разочаровываться, если он не станет приходить. По моему мнению, он очень красивый мальчуган. Гораздо красивей, чем был Алессандро в его возрасте. Вероятно, в нем течет кровь Долфинов. Насколько я помню, твой отец был темноволосый?
– Да, это так.
– Я знала Орио очень хорошо, – сказала склонная к воспоминаниям Розальба. Фоска подавила зевоту и, приложив усилие, приготовилась слушать бесконечный рассказ о давно умерших или о тех, которые, по ее, Фоски, разумению, должны были бы давно умереть. Розальба добрых десять минут разглагольствовала о собранной Орио Долфином коллекции этрусских сокровищ, о его глубоком интересе к ботанике и физиологии и его переводческом таланте. Фоска слышала все это раньше и в подходящие моменты кивала, улыбалась и вставляла соответствующие замечания. Она была занята совсем другими мыслями.
