– О, совсем нет. – Она медленно покачала головой. – Не начало. Конец. Я готова отправиться в сумасшедший дом. Такова моя судьба. То, что произошло, было моим прощанием. С жизнью. Завтра я поеду в Сан-Серволо. Хотела провести последнюю ночь вместе со своими истинными друзьями. Отверженными, как и я. Пленниками. Кажется, что мы свободны! Прогуливаемся, беседуем, пьем кофе, если захотим. Но тем не менее мы заключенные. На нас невидимые оковы. Мы отдаем дурным запахом печали и разочарования. Мы стонем о том, как к нам несправедлива жизнь. Я устала от всего. Очень устала. – Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. – Больше нет раскаяния. Нет горя. Вы победили меня, Алессандро. Правда, вы не предполагали, что все продлится столь долго. Шесть лет я была вашей пленницей. Хорошей женой. Встречалась со своими любовниками тайно. Не причиняла неприятностей, не подавала ни малейшего повода для скандала. Вы именно этого хотели. Не так ли? Теперь все кончено. Я устала, слишком устала. Жить так – значит вообще не жить. Я, должно быть, безумна, если допустила, чтобы это продолжалось целых шесть лет. Я хочу в Сан-Серволо.
Фоска схватилась за подлокотники кресла и попыталась приподняться, но не смогла и упала назад.
– Скажите Эмилии, чтобы она упаковала мои вещи. Я хочу отправиться в сумасшедший дом сегодня ночью.
По ее щекам катились слезы печали и изнеможения. Она была растоптана. Ее терзала боль поражения. Алессандро понимал, что ругать ее бессмысленно. Прием для барнаботти по случаю дня рождения стал ее последним жестом сопротивления перед полной сдачей своих позиций.
– Вы никуда не поедете, – грубо сказал он. – Забудьте о Сан-Серволо. Забудьте о сумасшедшем доме. Я был дурак, что… Я пошлю за Эмилией, чтобы она уложила вас в постель.
– Нет! – упрямо повторила Фоска. – Я хочу выбраться отсюда. Я оставалась здесь и подчинялась вашим желаниям только потому, что хотела видеть сына. Но вы отобрали его, а меня заперли под замок. Он теперь не мой. Теперь у меня нет ничего, никого в мире. Я не вправе видеться с ним наедине. Вы отравили его сознание, настроив против меня, вы лгали ему. Он вырастет, считая меня порочной, безнравственной и безумной. Именно это вы будете говорить ему. Я хочу уехать. В сумасшедший дом. Я все время думаю о своем отце. Он все-таки был храбрее, чем я считала. Я должна уехать в сумасшедший дом, ибо боюсь умереть.
Какое-то время они сидели неподвижно. Фоска прикрыла лицо руками.
– Я думаю… Меня сейчас вырвет, – прошептала Фоска. Лицо ее приобрело зеленый оттенок. Она покачнулась в кресле. Алессандро подхватил ее. Она потеряла сознание – от выпитого вина и переживаний.
Он опустился на пол па колени и словно убаюкивал ее. Голова ее покоилась на его плече, он прижался щекой к ее волосам.
– О, Фоска, – хрипло пробормотал он, – что мы сделали с нашей жизнью?
Он отнес ее наверх, в ее комнату. Там, полная беспокойства, ждала Эмилия. Увидев Фоску в бессознательном состоянии, она испустила испуганный крик.
– Все в порядке, – невнятно успокоил се Алессандро. – Она слишком много выпила.
– Клянусь вам, я не имела ни малейшего представления о том, что она задумала! Что за сумасшествие… О бедняжка!
Алессандро нежно уложил Фоску в постель.
– Как вы думаете, не следует ли нам послать за врачом? – спросил он.
– За врачом! – фыркнула Эмилия, стащив с Фоски туфли и начав снимать драгоценности. – Она поправится, если пролежит ночь и день в постели. Но что касается ее души… Я обвиняю в этом вас, синьор Лоредан.
– Меня?
– Да, вас! – Ее маленькие черные глазки походили на тлеющие угольки. – Вы не допускали к ней ребенка, относились как к прокаженной. Вы не простили ее и наказывали. Год за годом. И еще называете себя христианином! Даже Христос простил Магдалину. Но вы считали, что вы лучше Бога. Не разговаривали с ней, мешали с грязью. Вы даже не знаете, какую боль приносили ей, на какие поступки подталкивали. А вот я знаю. И удивляюсь, как она не бросилась в канал.
Алессандро не сказал ни слова. Эмилия подумала: «Ну что же, сегодня последняя ночь, которую я проведу под этой крышей. Но я не жалею, что высказалась».
