Теперь всё это воинство, корчась в конвульсиях, догорало вокруг башни, а мы достреливали тварей еще несколько часов.
Часть тварей погибла в новообразованных аномалиях, которые, разрядившись, уже не восстанавливались, а не сработавшие – плавно снижая активность, теряли энергию.
Ночь мы безалаберно провели за пьянкой, отмечая такую бескровную победу, и только я забылся безмятежным пьяным сном, как меня растолкала Айда. Вставай, тебя зовёт Бульба, встревожено сказала она. Там военные…
Я мигом протрезвел и выскочил из постели, одеваясь на ходу. Бульба был крайне озабочен тем, что подъехавшие на бронетранспортёре и двух хаммерах военные Объединенной группировки, ничего не объясняя, начали ломиться в бронированную дверь бункера, взяв на прицел тяжелых пулемётов на турелях грузовиков амбразуру башни.
Краткое совещание порешило – они подконтрольны и не отдают себе отчет в своих действиях, единственный путь избежать боя с ними – устранить контролёра, который должен был прятаться неподалёку -контролировать такое количество людей, часть из которых просто с безразличным видом сидела на своих местах неподвижно, он издалека явно не мог.
Закидать гранатами его было нереально, решили иначе. Мне, как лучшему стрелку и худощавого телосложения мужику, предложили вывеситься на веревке с той стороны амбразуры, которая была неподконтрольна стоявшим за турелями пулемётов солдатам, и осторожно высмотрев контролёра, застрелить его. Либо, если это не удастся, хотя бы попытаться повредить сами пулемёты, что мало бы нам помогло – все солдаты были вооружены и обучены – но давало большие шансы расстрелять их из наших пулемётов сверху.
На подготовку времени не было, мужики меня привязали тонкой, но прочной сталкерской веревкой к турели пулемёта, и я полез с Западной стороны амбразуры, за которой вдалеке виднелись всполохи угасающего Выброса.
Эту тварь, контролёра, я нашел без труда, хотя психологически осознать что передо мной – а точнее в прицеле – я вижу самую умную и, пожалуй, самую жестокую тварь Зоны, было непросто – так был он похож на пожилого человека, сидящего в брезентовом плаще на земле, возможно нашедшего грибочек или шишечку. Лица твари видно не было, и я, быстро прицелившись ему в грудь, всадил пулу с первого выстрела.
Контролёр подлетел и упал на спину, и тут же я почувствовал страшную головную боль, такую, что казалось, выпрыгнули глаза. Я ничего не видел и не слышал, боль захватила каждую мою клеточку, и я чувствовал, как душа – словно в глубокой медитации или под наркотиками особого действия – отделяется от тела, и скоро тело ей уже не понадобится.
Очнулся я, лёжа в луже воды, которую на меня вылили втянувшие меня, почувствовав недоброе, товарищи. Увидев контролёра, корчащегося и пытавшегося подняться, Хемуль добил его очередью из пулемёта, превратив остатки плоти в ошмётки.
Военные почти сразу изменили своё поведение, однако разговаривать не хотели, и не разговаривали между собой. Почувствовав неладное, мы доложили Бульбе, который, не раздумывая, велел всех военных расстрелять из пулемётов без тени жалости и согласно обычаю – превращение в зомби необратимо.
Мы стреляли как в тире, с горечью в душе, стараясь каждым выстрелом сносить голову, избавляя этих несчастных от более страшной участи – странствовать в разлагающемся теле до полного естественного отделения головы. Бррр… Только недавно и меня, висевшего на веревке за башней, минула чаша сия, и я старался об этом не думать…
На одном из хаммеров мы с Патагенычем доехали до ближайшего блок-поста Внешнего периметра, находившегося примерно в десяти километрах от нас и превращённого Объединённым командованием в ощетинившуюся стволами передовую, с торчащими отовсюду касками солдат из резервных подразделений. Мы, привезя военным тело их офицера и всё оружие погибших, рассказали о происшедшем. Офицер украинской контрразведки под бодрой фамилией Бойко внимательно нас выслушал, принял написанные нами заявления и, уложив их в толстую папку с грифом «Секретно», спрятал в сейф, невесть откуда очутившийся в его – совсем не похожей на штабную – палатке.
