Не опуская крыла, вышел Велигор на улицу, вскочил в седло, и лишь после того, как отъехал от избушки, из нее вывалились, как горох из мешка, слобожане, в облике и намерениях которых не было уже ничего мирного и спокойного. С прежним оружием в руках, с бранью и громкими криками бросились они вдогонку за Велигором, крича на ходу:
— Оборотня держи!
— Хватай нечисть!
— Пускай к приличным людям не заходит, в гноилищах место ему да на болоте!
— Кол осиновый вбить! На куски посечь!
Но Велигор уже скакал прочь от корчмы и все никак не мог понять, как же сумел он остановить слобожан, — ведь всего-то поднял над головой крыло, которое так долго скрывал от всех, надежно закрывая плащом. Никогда прежде не пытался он поднять его даже наедине с самим собой, так неприятно было сознавать себя уродом, каким-то получеловеком. И вдруг вид крыла так заворожил ожесточенных, жаждавших крови людей, что оружие выпало у них из рук и лица их на миг подобрели…
Он все гнал и гнал коня в сторону Рифейских гор. Миновал Велонь-реку, реку Ледовую. Городищ или просто деревень в местах этих встречалось меньше, леса становились гуще, и хоть дороги связывали все княжества Поднебесного мира, но во времена междоусобиц дороги зарастали кустарниками, терялись в высокой траве. Отношения между княжествами давно были далеки от мирных, поэтому и дорогу постоянно приходилось искать, а то и пробираться наугад заросшими ивняком, заболоченными низинами. Но когда, будто чистое небо среди туч, появлялась дорога, Велигор не щадил коня и все скакал и скакал на восток, желая поскорей отыскать близ Рифейских гор Веденея, который знал, где можно встретить всемогущего и премудрого Белуна.
Однажды, пробравшись бродом через одну из речушек, увидел Велигор на невысоком холме обнесенное высоким и крепким частоколом городище, перед которым и ров был вырыт, и вал насыпан. Кровли домов, высоких и основательных, виднелись, княжих хором башенки.
«Вот уж запасусь здесь пищей, понапихаю в суму еды!» — подумал Велигор, три дня не евший хлеба, но имевший еще довольно серебра, чтобы купить все нужное в дороге. От реки пришлось проехать балку, и здесь увидел он столпотворение людское и услышал причитание чье-то горькое и до того тоскливое, что сердце его невольно заныло.
Паренек какой-то мимо пробегал к реке, и Велигор его остановил вопросом:
— Эй, малец, хоронят там, что ли, кого-то? Почему так громко воют бабы?
— Хоронят, господин, хоронят, — стал низко кланяться подросток, — князя нашего, почившего десять дён назад, отправляют в мир иной, чтобы душа его к предкам отправиться могла. Тело же сжигают…
— Вот как! — поразился Велигор, знавший о старом обычае таком, но никогда не видевший, как все это происходит, потому что в Синегорье, где лес Гнилой стоял, да и у ближайших к Синегорью соседей давно уж мертвых погребали. — Ну-ка, малец, поведай поскорее, как все это делают у вас. Я из мест иных, у нас усопших в землю зарывают.
Мальчонка охотно и обстоятельно рассказал, как здесь хоронят знатных, Велигор же его рассказу внимал с большим интересом. Оказывается, в здешних местах покойного на десять дней в пеленах в яму зарывали, а сверху клали большую крышку дубовую.
— Зачем же так надолго? — поинтересовался Велигор.
— А как же? Ведь в продолжение десяти дён будут шиться для князя погребальные одежды, в которые его и обрядят перед погребением, то есть… сожжением.
— Ну а дальше…
— Что ж дальше? Сожгут его в ладье, как сжигают у нас всех знатных. На ту богатую одежду, слышал, уходит чуть не треть богатств умершего, треть остается его семье, а на оставшееся покупают пиво, чтобы угостить всех, кто пришел покойного в путь последний проводить…
Мальчишка как-то странно улыбнулся и сказал:
— Девчонку уж выбрали, чтобы она вслед за хозяином пошла…
— Куда пошла? — удивился Велигор.
— Известно куда — с ним. Одежды шила для будущего мужа своего, никуда ее не отпускали. Сегодня с князем нашим к предкам уплывет…
Больше не стал Велигор расспрашивать мальчика о том, как будет вершиться погребение. Коня направил к людям, которые на берегу реки хлопотали.
