— Это не по правилам! Не по правилам! — раздался вдруг чей-то крик, когда Владигор, отстрелявшись и отвесив поклон Грунлафу и Кудруне, пошел прочь, небрежно положив на плечо самострел. — Он стрелял не из лука! — кричал какой-то участник состязаний с орлом на груди.
— Как это — не по правилам? — прорычал Грунлаф, поднимаясь со скамьи. Он был потрясен зрелищем поразительно точной стрельбы из необычного оружия, а поэтому отстранение Владигора от состязаний представлялось ему не только нежелательным для его княжества, но и просто вредным. — Кто сказал, что этот стрелок нарушил правила? Не я ли вас предупредил, что в соревнованиях может участвовать любое оружие, пускающее стрелы?! И вы не возражали мне тогда, выторговав лишь условие, согласно которому каждый стреляет в масках!
Слова Грунлафа прозвучали столь убедительно, что недовольный витязь лишь проворчал нечто нечленораздельное себе под нос и умолк, едва труба призвала к черте трех других участников.
Один из них был в берестяной маске, изображавшей морду какого-то лесного зверя. Через прорезь для рта все увидели, что зубы стрелка как-то странно оскалены, будто он на кого-то сильно обозлен. Его правая рука была прикрыта мантией, полы которой скреплялись на левом бедре. Казалось, стрелок нарочно закрыл свою правую руку или просто не имел ее, а поэтому, чтобы не оскорблять своей ущербностью взора той, кто предназначалась в награду победителю, повязал плащ столь необычно.
— Да ведь он же безрукий! — раздался чей-то возглас.
— Нет, просто однорукий! — поправили из толпы.
— Но как же он будет стрелять?! Тетиву-то натянуть нечем! Ногою, что ли? Ну и муженек достанется княжне!
Народ захохотал, но смех стих быстро. То, что увидели зрители, оказалось не менее удивительным, чем стрельба из маленького железного лука. Витязь, держа лук в левой руке, двумя пальцами этой же руки выдернул из колчана стрелу, и она, повинуясь какой-то невидимой силе, уперлась зазубриной в тетиву, — пальцы стрелка уже придерживали ее на выступе рукояти лука. Потом случилось то, чего зрители и вовсе не ожидали увидеть: подняв лук, витязь схватил тетиву зубами, держа зубами же и кончик стрелы возле самого оперения. Его рука пошла вперед, позволяя луку сгибаться, а стреле скользить по гладкой рукояти лука до тех пор, покуда ее четырехгранный наконечник не приблизился к руке стрелка.
И вот зубы витязя разжались, и стрела устремилась вперед, еще через миг она вонзилась прямо в середину круга.
Зрители просто-таки завыли от восторга, испытывая явную симпатию к стрелку, который, несмотря на очевидное увечье, оказался в числе первых. Никто не сомневался, что таким ловким и находчивым его сделала любовь.
А витязь, чувствуя поддержку зрителей, выдергивал из колчана новую и новую стрелу, и, как и прежде, переворачивалась она под действием неуловимого движения пальцев, зубы стрелка хватали тетиву, и стрелы летели прямо в цель. Лишь одна стрела, последняя, десятая, немного вышла за пределы круга.
Зрители были вне себя от восторга. Несколько парней не удержались, подбежали к черте, подняли витязя на руки, внесли в толпу, и вот уже со всех сторон к стрелку потянулись руки с деревянными ковшами, в которых плескалось душистое пиво из погребов Грунлафа.
— Князь, а хотел бы ты иметь зятем такого удальца? — скривив губы в насмешливой улыбке, шепнул, наклоняясь к Грунлафу, Крас. — Смотри, как он стреляет!
Но Грунлаф в страхе отшатнулся от чародея, представив, что однорукий может обыграть Владигора.
— Нет, не хотел бы! — пробормотал князь. — Ты можешь сделать так, чтобы этот урод дал бы завтра не меньше трех промахов?
— Я все могу, только… только он отнюдь не урод. О, если бы ты знал, кто скрывается под этим плащом, то, возможно, не говорил бы о нем столь пренебрежительно.
Грунлаф хотел было спросить, что означают недомолвки Краса, но уже новые стрелки целились в щиты, и стрелы, пущенные одним из них, тоже летели одна за другой прямо в цель.
Было заметно, что толпе очень нравится этот юный, судя по стройной фигуре, витязь, тонкая талия которого изящно перетягивалась богатым княжеским поясом. Все было изящно в нем! И то, с какой легкостью выхватывал он из колчана оперенные пестрым совиным пером стрелы, и то, как без торопливости прикладывал их зазубрины к тетиве красивого, из гнутого оленьего рога, лука, и то, с какой плавной мощью натягивал тетиву. И пела тетива, и шелестело оперение стрелы, и с ярким, сочным звуком вонзалась она в дерево мишени, уже изрядно разрушенной предшественниками. Зрители, наблюдая эту красивую стрельбу, отзывались на каждый выстрел возгласами радости. Им нравился этот стрелок, и каждый мужчина-зритель по-хорошему завидовал ему, не имея возможности попробовать себя в соревновании за право стать мужем Кудруны, зятем Грунлафа.
