— Ты его не знаешь. Оттмар де Брюс совсем сошел с ума. Никто не верит в его обвинения, это правда. Но ему и не нужно, чтобы в них кто-то верил. Достаточно того, что верит он сам. Я не хочу потерять тебя или кого-то из моих детей. Я этого не вынесу. Вы мне дороже всего золота мира. И если он действительно настолько безумен, что нападет на нас… Что ж, эти мужчины — отличные воины, они справятся с любым противником. — Отец взял мать за руки.
Она прижалась к нему.
— Никто не способен победить всех врагов, и ты это знаешь, — прошептала она.
— Может быть, и так. Но у де Брюса нет ни морали, ни веры. И это делает его слабым. А Господь на стороне правых.
Мелисанда знала своего отца и всегда понимала, что он имеет в виду на самом деле. Эта его фраза про Господа означала только одно: «Ах, если бы только так было».
— Он не осмелится, никогда… — повысила голос мать, и он эхом отразился от стен.
— Де Брюс способен на все. Он обвиняет меня в преступлении, которого я не совершал, — прошипел отец, отстраняясь от Беаты. — Наши семьи враждуют уже несколько поколений. И почему? Потому что де Брюсы — жадные мошенники.
— Не все, Конрад, не все. Ты это знаешь не хуже меня. Гернот не должен был погибнуть. Он был всего лишь мальчишкой.
Мелисанда увидела, как отец прищурился. Прежде чем он успел выйти из себя, мать коснулась пальцем его губ.
— Ты считаешь, что я могу променять его жизнь на твою? — улыбнулась она.
И Конрад расслабился.
— Но подумай о деде де Брюса, — продолжила Беата. — Он пытался примирить наши семейства. И почему это ему не удалось? Потому что твой отец не поступился ни на шаг. И теперь мы все расплачиваемся за это. Ужасно.
Конрад Вильгельмис поморщился.
— Может быть, ты и права, однако не мы начали эту вражду. Все так, как оно есть, и, пока жив Оттмар де Брюс, нам не будет покоя. Ты же знаешь, как он жесток, как обращается со своими людьми. Пару недель назад он до смерти забил слугу плетьми только потому, что несчастный осмелился ему возразить. Но мы готовы. Если он нападет на нас, то пожалеет об этом. А теперь пойдем. Праздник начинается.
Помедлив, отец вздохнул и нежно погладил мать по щеке.
— Беата, ты великолепна. И я люблю тебя. А все остальное неважно.
Мелисанда чуть не рассмеялась, когда они бросились друг другу в объятия и принялись целоваться. Боже, разве можно так облизывать друг друга, точно щенки? Но еще долго после того, как они ушли во двор праздновать свадьбу, слова Беаты наполняли ее душу страхом.
* * *
Де Брюс выехал из ущелья, когда убедился, что замел все следы. Остановившись в тени дерева, он притаился и, словно кошка, выслеживающая мышь, стал ждать. Адам воспользовался передышкой, чтобы потренироваться в обращении с мечом, время от времени отвлекаясь на то, чтобы принести своему господину разбавленного родниковой водой вина.
Терпение — добродетель рыцаря. Когда наступает подходящий момент, нужно действовать решительно и без промедления. Упустил момент — опять жди. Полчаса[2] могут решить исход боя, мгновение — жизнь или смерть в поединке.
Ждать — значит контролировать свои чувства. Это высокое искусство, и де Брюс владел им в совершенстве. За это он был благодарен своему отцу — тот выбил из него плаксивость, изнеженность, слабость. Вначале было трудно, но с годами де Брюс осознал преимущества, которые получает человек, способный управлять собственными эмоциями.
Одиннадцать месяцев прошло с тех пор, как Конрад Вильгельмис убил Гернота, его единственного сына. Этот подлый убийца не дал мальчику времени для честного боя. Де Брюс был уверен, что Вильгельмис подкупил свидетелей, и те поклялись, что Гернот обнажил меч первым. Суд оправдал Конрада. Но де Брюс знал, что Гернот не осмелился бы действовать против его приказа: «Никогда не нападай ни на кого из Вильгельмисов, если тебя не прикрывает другой воин. Никогда не нападай ни на кого из Вильгельмисов при свидетелях. Никогда не нападай ни на кого из Вильгельмисов спереди».
Конрад Вильгельмис, этот жалкий тип, был трусом и не принял его вызов на поединок. Если бы он вступил в честный бой, то смог бы спасти свою семью. Наверное.
