Маска чародея - страница 91
Вначале я не разглядел его лица. Он склонился вперед, словно не выдерживал чрезмерного веса своей короны в форме пчелиного улья. Один из стоявших рядом с ним евнухов склонился и нежно поднял царю подбородок. Половина сморщенного лица Венамона была уже мертва, отчего рот скривился в уродливой гримасе. Слюни текли с парализованной стороны, смывая с подбородка белый грим. Евнух осторожно промокнул их салфеткой.
Жили лишь глаза Венамона. Внутри уродливого искалеченного тела сохранился живой ум, а взгляд его черных глаз пронзал насквозь. Он посмотрел на госпожу Хапсенекьют и сказал что-то, чего я не расслышал. Не думаю, чтобы и она услышала его слова.
Она неожиданно воздела вверх обе руки, словно приветствовала бога, и продекламировала так громко, что ее Голос эхом прокатился по залу:
— Великий Небесный Царь, Повелитель Всех Земель, если ты соблаговолишь выслушать про деяния, свершенные во имя твоей неувядающей вечной славы, знай же, что в этот день я избавила город от предателей, твоих врагов!
Царь снова склонился вперед. Мне показалось, что он вот-вот упадет с трона, но евнухи так и не двинулись с места, чтобы подхватить его. Венамон старательно работал губами, словно приводил в действие какой-то незнакомый механизм, пытаясь произнести хоть слово. Но потом ему все же удалось справиться с этой нелегкой задачей, и он заговорил медленно и четко, хоть и одной стороной рта, иногда шепелявя и разбрызгивая слюну во все стороны.
— Да, все предатели. В том числе, как я понимаю, и мой собственный сын.
— Великий Царь, твои враги пали!
Царь кивнул и снова откинулся на спинку трона.
— Так что все предатели мертвы. Это делает политическую ситуацию, как и положение с вассальной зависимостью… гораздо более простыми и однозначными.
Его рот искривился. Он поднял испещренную старческими пятнами руку. Пальцы его напоминали когти. Евнух отстранил его руку и вновь воспользовался салфеткой.
— О Могущественнейший, я стремлюсь лишь преумножить твою бесконечную славу, — воскликнула госпожа Хапсенекьют. — Да будет вечно здравствовать Великий Царь!
Все окружавшие нас подхватили этот крик:
— Да будет вечно здравствовать Великий Царь!
Даже я присоединился к нему.
— Или, по крайней мере, хотя бы еще несколько дней, — сказал Царь, когда мы вновь замолчали. — Пока ситуация не прояснится, и все не уладится. — Его взгляд упал на меня. Я оцепенел. — А это тот самый знаменитый чудотворец из… из… откуда же?
Он ждал от меня ответа. Но теперь я не мог выдавить из себя ни слова. Стоявший рядом со мной евнух толкнул меня локтем, бросив на меня сердитый взгляд.
— Из Страны Тростников, Великий Царь. Из Арнатисфона.
— Говори помедленнее, мальчик. Не надо жевать слова. Да, я слышу говор Страны Тростников в твоей речи. Я однажды посетил Арнатисфон, когда еще был принцем, примерно твоих лет. Ты знаешь об этом?
Я уставился в пол.
— Нет, господин.
— Смотри мне в глаза, — потребовал он. Я поднял взгляд. Несмотря на бедственное состояние его здоровья, именно он был хозяином положения. Я чувствовал, что он взвесил меня на своих весах и остался весьма не доволен результатом. — Если ты гениальный чародей, тебе нет нужды пресмыкаться перед обычным царем… а? Не так ли?
Я с трудом сглотнул и заставил себя сказать:
— Да, это так.
Теперь взгляд Венамона стал еще более пронзительным, чем прежде. В зале воцарилась абсолютная тишина. Присутствующие затаили дыхание.
— Что ж, тогда, кто же ты, дитя?
Я принялся судорожно обыскивать свой разум: Отец? Бальредон? Лекканут-На? Что мне делать? Но все они хранили молчание, ничто не возбудило их интереса данная ситуация никоим образом не касалась их собственных планов. Я остался в одиночестве, предоставленный самому себе.
Я посмотрел на Неку и Тику. Их лица были непроницаемы, как маски. Все замолчали, слушая, что я скажу дальше, словно от этого зависела судьба всех и вся. Думаю, так оно и было. Я не понимал, почему госпожа Хапсенекьют не отрепетировала со мной этот разговор. Это же было совершенно нелогично. Возможно, она действительно верила, что я был могущественным чародеем, лишь притворявшимся неразумным мальчишкой, несмотря на все свидетельства прямо противоположного. Если я представлял собой нечто большее, нежели обычный человек, от меня следовало ожидать, что мне заранее будет известен ход событий. Что же тогда она имела в виду, когда сказала: «А теперь мы рискуем всем»?
