Меня разбудило негромкое пение, пело множество голосов — звук был негромким, словно ветер принес его откуда-то издалека. Я снова сел, убрал диски в сумку и увидел громадную трирему, несущуюся прямо на меня, ветер раздувал ее паруса, а весла гребцов взбивали воду в пену.
Но она была нематериальной, такой же, как призраки в тростниках — мираж, легкая струйка дыма. Голоса гребцов звучали приглушенно, дробь задающего им темп барабана слышалась, как ворчание грома отдаленной, уходящей грозы. Сквозь корпус и парус судна светили звезды, а пена от весел была призрачной — вода вокруг меня по-прежнему оставалась черной, гладкой и неподвижной.
Это было удивительно, но ничего загадочного и таинственного в этом не было, так как Великая Река совпадала в пространстве с Рекой Смерти, хотя текли они в разных направлениях. Иногда речникам удавалось мимолетным взглядом заметить суда, движущиеся по обратному течению — едва различимые в ночи силуэты. Они считали это недобрым знаком и спешили принести жертву, чтобы смягчить гнев бога, которого они, по их мнению, рассердили.
Теперь же на Реке Смерти я сам видел живых как фантомов. Трирема нависла надо мной, а затем моя лодка прошла прямо сквозь нее. На миг я оказался среди гребцов, ощутил запах пота от их натруженных тел. Затем мимо меня проплыла роскошно обставленная каюта. Там пировал знатный господин в окружении своей свиты. Мне показалось, что это был сам сатрап Страны Тростников. Одна дама из его гостей замерла с чашей в руке. Наши глаза встретились. Она показалась мне скорее удивленной, чем испуганной. Она отпила глоток вина, как будто совершала мне возлияние, принося жертву, как богу.
Трирема прошла мимо, и я снова устроился на дне лодки с дисками на глазах, отцовский меч я прижал к груди.
Я снова заснул, но на сей раз мне приснилась мешанина из неясных теней и звуков, разгадать которую я не смог. Проснулся я от голода и жажды, сделал еще глоток из фляги и немного поел из запасов в сумке.
Пока ел, я неожиданно понял, что река больше не несет меня. Моя лодка стояла абсолютно неподвижно посреди бесконечного черного мертвого болота под серыми звездами. Даже эватимы и призраки исчезли.
Тут я испугался по-настоящему. Я понял, что могу остаться здесь навсегда. Нет, я был просто уверен в этом. Всепоглощающий Бог каким-то образом обманул меня, но и Страна Мертвых не примет меня, пока я жив.
Уже давясь последним куском хлеба, я закрыл сумку и воззвал, чуть не плача:
— Сивилла! Помоги мне! Я заблудился!
Небо заметно посветлело. Я стал различать не только тростники, но и поднимающиеся из болот гигантские деревья, сухие и бесплодные, они напоминали потрескавшиеся каменные колонны.
Большая часть звезд померкла. Я подумал, что сейчас встанет Луна — немыслимо, я рассчитывал увидеть здесь Луну! — но вместо нее в небесах возникло лицо Сивиллы, огромное, бледное и круглое, как Луна. Какое-то время она молча разглядывала меня, а я боялся заговорить с ней. Затем ее лицо сморщилось, как искаженное отражение в воде, когда в тихую заводь бросают камень, и она исчезла, но из тростника прошелестел ее голос:
— Чародей, сын чародея, ты сглупил, позвав меня. Ты уже близок к цели, так что мог бы и сам найти дорогу. Но если тебе все же нужен проводник, сунь руку в воду и ищи его там.
— В воде? — переспросил я, моментально испугавшись, что, задав этот вопрос, воззвал к Сивилле во второй раз. Но Сивилла не ответила.
Я опустил руку в ледяную воду, хотя ужасно боялся скрывающихся там эватимов. Я шарил в воде, растопырив пальцы и водя рукой из стороны в сторону. Лежа на дне лодки и перевесившись за борт, я пытался понять, что означает эта новая загадка Сивиллы. Вдруг мои пальцы коснулись чего-то мягкого и скользкого, как речные водоросли, и я потянул.
На поверхности показалась рука, затем — другая. От неожиданности я выпустил свою добычу. Руки вцепились в доски обшивки, и лодка накренилась под тяжестью того, кто карабкался на борт. От него исходил резкий, буквально сшибающий с ног запах разложения — гниющей плоти. Длинные пряди волос падали на лицо с оголившимися костями.
