Как только она закончила, никто не помешал мне завернуться в одеяло.
— Узор еще не завершен, — произнесла женщина-крокодилица вслух, ни к кому, по-видимому, не обращаясь. Она говорила на языке мертвых.
Она не коснулась лишь отметины у меня на лбу, метки Сивиллы.
Мужчина в блестящей мантии чародея держал в руках песочные часы. Он перевернул их, и в них загорелся чистый белый огонь.
Остальные сидели на полу вокруг меня. Теперь пришла моя очередь изучать их. Многих из них заметно изменила магия. Насколько я мог рассмотреть, женщина со змеиным языком едва ли носила крокодилью шкуру, скорее, это была ее собственная кожа. У чародея, стоявшего позади нее, была птичья голова, постоянно поворачивающаяся в разные стороны, ярко голубые перья на ней были взъерошены, а — в глазах застыло удивленное выражение. Я так и не смог определить, кто это был: мужчина или женщина.
Были среди них и такие, что казались вполне нормальными людьми, во всяком случае на первый взгляд. Но я достаточно знал о магии, чтобы заблуждаться на их счет. В конце концов, разве Секенр, убийца царей и чародеев, не мог на улице сойти за обычного мальчишку из Страны Тростников?
Рыжебородый мужчина с поросячьим розовым лицом подобрался ко мне поближе.
— Я твой друг, — заявил он на сильно искаженном языке Дельты. Изо рта у него шел отвратительный запах. Зубы были сточены в форме треугольников, как у заргати. Вначале я подумал, что он страшно обожжен, но вскоре понял, что такой цвет кожи типичен для варваров какой-то экзотической расы.
Я не ответил. Тогда он легонько похлопал меня по плечу, широко улыбнулся и добавил:
— Держись ко мне поближе, и все будет хорошо. Я помогу тебе противостоять им всем, моим и твоим врагам.
Вся остальная компания рассмеялась.
Ко мне приблизилась Пожирательница Птиц, а остальные остались стоять на месте или вежливо отстранились. Я с интересом наблюдал за ней.
Она встала на колени у моей кровати, спиной к огню; свет залил ее перья, образовавшие теперь мантию.
— Привет, — сказал я. Голос я почти потерял — из моего горла вылетало хриплое бульканье.
— Помолчи, Секенр. — Она стала раскрывать что-то плоское деревянное: откинула одну панель, за тем другую, и внутри появилась зеркальная поверхность, напоминавшая приспособление, с помощью которого я так давно, в совсем другой жизни предсказывал судьбу, чтобы заработать деньги для госпожи Неку в Тадистафоне.
Пожирательница подняла его так, что в центральной панели отразилось мое лицо.
Внезапно моим телом завладел Ваштэм, мой отец. Он закричал и дернулся вперед, чтобы выбить зеркало у нее из рук. Но чародейка без труда увернулась. Все остальные вцепились в меня, и она снова поднесла зеркало к моему лицу.
Отец исчез, и я снова стал Секенром. Мне ничего не оставалось, кроме как смотреть на свое отражение. С каждой стороны от моего лица один за другим появлялись все остальные, словно их по очереди вызывали и отпускали — знакомые и незнакомые лица, которые я видел лишь во снах или в чьих-то воспоминаниях: Орканр и Тально, Бальредон и Таннивар, Лекканут-На и многие-многие другие, их жертвы и мои собственные. Луна беспристрастно взирал на меня, и даже чародей заргати, Харин-Иша, появился в зеркале, хотя все еще был жив и влачил свое жалкое существование в бутылке.
Чародейка исследовала все потайные уголки в глубинах моего сознания, чтобы узнать, кто и что там скрывается. В зеркале не появился лишь Ваштэм. Я так и не понял, как ему удалось спрятаться. Но он всегда был высшим мастером магии, значительно более сильным, умным и дальновидным, чем любые из его соперников. Каким-то непонятным образом он все же ухитрился это сделать.
Наконец боковые створки зеркала потемнели. Только Секенр отражался в центральном стекле.
— Мм-да, — изрекла Пожирательница Птиц, закрывая зеркало.
После этого меня на несколько дней оставили в покое. Когда я проснулся в следующий раз, я был одет в свою собственную одежду, высушенную у огня и разливавшую по моей коже приятное тепло. Я снова был закутан в одеяла и меховые шкуры. На столе у кровати дымилась тарелка супа. Но я боялся яда и так и не притронулся к еде. Горло по-прежнему причиняло мне страшные муки каждый раз, когда я глотал слюну. Меня била дрожь, я одновременно мерз и обливался потом. Я прекрасно понимал, что моя лихорадка вполне естественного происхождения, магия не имела к ней ни малейшего отношения. Чародеи были заинтересованы в моем выздоровлении. Если я
