Маска чародея - страница 141

Я сложил руки и нагнулся над игровой доской, медленно раскачиваясь взад-вперед.

— Я хочу вернуться, — сказал я, — и вернуть все, хочу, чтобы все стало таким, как прежде…

— Мне тоже хочется снова стать девочкой из пустыни, но я не могу. И я знаю это. Ты тоже знаешь. Мы должны смотреть в будущее. Наши разумы не молодеют, даже если наши тела остаются прежними или мы меняем их на другие тела, подобно платьям. Нет, так не пойдет. Расскажи мне еще что-нибудь.

— Я хочу освободиться от страха, — сообщил я.

Она рассмеялась своим гортанным квакающим смехом и захлопнула игровую доску, потушив язычки пламени.

— Да. В точку.

Потом она ушла. Фигура в маске и чародейской мантии, возникшая на ее месте, помогла мне подняться на ноги. Кровь свертывалась, засыхая, на серебряных щеках. Заговорил кто-то другой. Мантия то повисала свободно, словно была накинута на палку, то вдруг наполнялась, становясь объемной, извиваясь и поднимаясь. Таким образом я пообщался и с Орканром, и с Танниваром-Отцеубийцей, и с Варэ, сыном Йоту, шаманом из насквозь продуваемых ветрами пустынных земель на далеком севере, которого убил Тально и который никогда не оживал до настоящего времени.

Луна, чьим истинным именем было Декак-Натаэ-Цах, появился еще раз, и даже маска была не в состоянии скрыть страшного уродства его лица — Луна действительно напоминал луну. Мне кажется, он оценил иронию. Он рассказывал мне о землях, лежащих в Стране Мертвых, где я уже побывал. Но в его глазах они были совершенно другими. Он предположил, что двое путешественников испытывают в Лешэ совершенно разные ощущения и видят там все совершенно по-разному. Как ему показалось, он проник в самое сердце Всепожирающего Бога, но там его ослепил свет и оглушил гром.

Устав от всего этого, я подумал о себе. Я велел Луне уйти, и он подчинился.

— Отец, — произнес я вслух. — Ваштэм, которого я убил, приди ко мне. Я призываю тебя.

И снова мы отправились в путь. Он говорил сквозь — маску, повторяя слова Тально.

— Ты не можешь повелевать теми, кто внутри тебя, Секенр, пока не научишься повелевать самим собой. Вначале избавься от ощущений: от ярости, гнева, горя, любви, одиночества, радости, жалости — в общем, от всего. Это всего лишь камни, висящие у тебя на шее. Избавься от них.

— Отец?

— Сын.

Мы остановились на краю зарослей тростника. Повсюду вокруг нас бродили болотные птицы размытых форм, они ныряли и погружались в ил на дне Великой Реки, а их острые клювы и осмысленные глаза напоминали человеческие лица.

Он возложил руки мне на плечи и пристально посмотрел мне в глаза. И снова из глазниц серебряной маски закапала кровь. Его прикосновения были быстрыми и очень сдержанными. Я задрожал, у меня перехватило дыхание.

— Ты все еще любишь меня, Секенр? — спросил он наконец.

Я был поражен до глубины души. Лишь несколько секунд спустя я смог ответить:

— Почему тебя по-прежнему волнует это? Мне казалось, ты уже со всем смирился?

— Просто ответь на мой вопрос.

— Я больше не знаю.

— Подобное колебание грозит тебе смертью, мой мальчик. Определись.

— Я не могу. Пока не могу.

— Ах.

Он взял меня за руку, и мы прошли еще немного, и вокруг нас по воде расходилась рябь. Впереди я различал дом в тростниках, черный на фоне еще светлого неба, похожий на громадного паука, затаившегося на берегу Великой Реки.

— Отец, ты должен открыть мне свою тайну. Над чем ты работал? К чему ты стремился?

— Все обстояло в точности так, как ты сказал. Я хотел освободиться от страха.

Я застыл на месте, заставив остановиться и его.

— И это все?

Его реакция поразила меня. Он схватил мои руки и стиснул их до боли, затем упал на колени, глядя мне в лицо, и вынудил меня встать на колени рядом с ним. Отпустив меня наконец, он положил ладони на воду, словно что-то там искал.

— Все? — закричал он, и его голос поднялся на такую высоту, что, казалось, вот-вот сорвется. — Все? Да, все. Но и этого вполне достаточно. Так как, знаешь ли, я нашел путь.

— Что?

Он по-прежнему шарил по гладкой поверхности воды. Озадаченный, я так и остался неподвижно стоять на коленях.

— Я достиг того, — торжественно возвестил он, — что другие просто видели издалека. Я убивал выборочно, строго по определенной схеме, вбирая в себя всех, кто продвинулся дальше меня. Таким образом я смог строить свое здание на фундаменте, заложенным многими — и с каждым из них я вначале сближался, старался подружиться, мы долго работали вместе, как коллеги и соратники, а потом я убивал их. Да. Именно так я и действовал. Я предал их всех: и тех, кто внутри меня, и тех, кто в бутылках — а последних гораздо больше. Никогда не доверяй чародеям, Секенр.