Василий Иванович все время, пока тройка неслась в гору, хохотал, как сумасшедший; но когда колокольчик, забившись отчаянно перед самым крыльцом, вдруг смолк, смотритель сидел уже на кушетке и, как ни в чем не бывало, курил свою сигару.
Несколько секунд со двора слышно было только, как дышат усталые лошади. Но вдруг наша дверь отворилась, и в комнату вбежал новоприезжий. Это был господин лет тридцати пяти, небольшого роста, с несоразмерно большой головой. Широкое лицо, с выдававшимися несколько скулами, прямыми бровями, слегка вздернутым носом и тонко очерченными губами, было почти прямоугольно и дышало своеобразною энергией. Большие серые глаза смотрели в упор. Вообще, физиономия Проскурова на первый взгляд поражала серьезностью выражения, но впечатление это, после нескольких мгновений, как-то стиралось. Аккуратные чиновничьи «котлетки», обрамлявшие гладко выбритые щеки, пробор на подбородке, какая-то странная торопливость движений тотчас же примешивали к первому впечатлению комизм, который только усиливался от контрастов, совмещавшихся в этой своеобразной фигуре.
Войдя в комнату, Проскуров сначала на мгновение остановился, потом быстро окинул ее взглядом и, увидев Василия Ивановича, тотчас же устремился к нему.
— Господин смотритель!.. Василий Иванович, голубчик… лошадей!.. Лошадей мне, милостивый государь, ради бога, поскорее!
Василий Иванович, развалясь на кушетке, хранил холодно-дипломатический вид.
— Не могу-с… Да вам, кажется, почтовых и не полагается, а земские нужны под заседателя, — он скоро будет.
Проскуров сначала горестно изумился, потом вдруг вспыхнул.
— Что вы, что вы это? Ведь я прибыл раньше. Нет, по-звольте-с… Во-первых, ошибаетесь и насчет почтовых: у меня на всякий случай подорожная… Но, кроме того, на законном основании…
Но Василий Иванович уже смеялся,
— А, чорт возьми! Вечно вы с вашими шутками, а мне некогда! — досадливо сказал Проскуров, очевидно не в первый раз попадавший в эту ловушку. — Скорее, бога ради, у меня тут дело!
— Знаю, убийство…
— Да вы почему знаете? — встревожился Проскуров.
— Почему знаете! — передразнил смотритель. — Да ведь заседатель-то уж там. От него слышал.
— Э, врете вы опять, — просиял Проскуров, — они-то еще и ухом не повели, а уж у моих, знаете ли, и виновный, то есть собственно… правильнее сказать — подозреваемый, в руках. Это, батюшка, такое дельце выйдет… громчайшее!.. Вот вы посмотрите, как я их тут всех ковырну!
— Ну, уж вы-то ковырнете! Смотрите, не ковырнули бы вас. Проскуров вдруг встрепенулся. Во дворе забрякали колокольцы.
— Василий Иванович, — заговорил он вдруг каким-то заискивающим тоном, — там, я слышу, запрягают. Это мне, что ли?
При этом он схватил смотрителя за руку и бросил тревожный взгляд в мою сторону.
— Ну, вам, вам… успокойтесь! Да что у вас там в самом-то деле?
— Убийство, батюшка! Опять убийство… Да еще какое! С явными признаками деятельности известной вам шайки. У меня тут нити. Если не ошибаюсь, тут несколько таких хвостиков прищемить можно… Ах, ради бога, поскорее!..
— Сейчас. Да где же это случилось?
— Все в этом же логу проклятом. Взорвать бы это место порохом, право! Ямщика убили…
— Что такое? Уж не ограбление ли почты?
— Э, нет, «вольного».
— «Убивца»? — вскрикнул я, пораженный внезапною догадкой.
Проскуров обернулся ко мне и впился в мое лицо своими большими глазами.
— Д-действительно-с… убитого так звали. А позвольте спросить: почему это вас так интересует?
— Гм… — промычал Василий Иванович, и в глазах его забегали веселые огоньки. — Допросите-ка его, хорошенько допросите!
— Я встречался с ним ранее.
— Та-ак-с!.. — протянул Василий Иванович, — встре-ча-лись… А не было ли у вас вражды или соперничества, не ожидали ли по покойном наследства?
— Да ну вас, с вашими шутками! Что за несносный человек! — досадливо отмахнулся опять Проскуров и обратился ко мне.
— Извините, милостивый государь, собственно я вовсе не имел в виду привлекать вас к делу, но вы понимаете… интересы, так сказать…
— Правосудия и законности, — ввернул опять неисправимый смотритель.
— Одним словом, — продолжал Проскуров, бросив на Василия Ивановича подавляющий взгляд, — я хотел сказать, что внимание к интересам правосудия обязательно для всякого, так сказать, гражданина. И если вы можете сообщить какие-либо сведения, идущие к делу, то… вы понимаете… одним словом, обязаны это сделать.