Я прочел эти два слова в сегодняшней утренней газете, и как же во мне сразу все всколыхнулось. Это случилось восемь лет назад, почти день в день. В разгар событий я увидел себя в программе общенационального телевидения — в информационном выпуске Уолтера Кронкайта. Мое лицо всего лишь мелькнуло в толпе за спиной ведущего репортаж, но предки все равно меня углядели. Тут же раздался междугородный звонок. Отца интересовало положение дел в моей трактовке; в его тоне слышались наигранная беспечность и мужская доверительность. Мать хотела одного: чтобы я немедленно приехал. Мне этого совсем не хотелось. Я был заинтригован.
Заинтригован этой весенней хмарью с густыми туманами и тенью хладнокровного убийцы, незримо блуждавшего под покровом тумана восемь лет назад. Тенью Мартовского Выползня.
В Новой Англии про такую весну говорят «молочный кисель», так уж повелось с незапамятных времен. Случается она раз в десять лет. Что касается событий той памятной весны в коледже Нью-Шарон Тичерз, то если они и были связаны с определенным циклом, высчитать его пока еще никому не удалось.
Оттепель пришла в Нью-Шарон 16 марта 1968 года, положив конец самой суровой зиме за последние двадцать лет. Безостановочно шел дождь, и запахи моря разносились за десятки миль от атлантического побережья. Потекли сугробы, кое-где достигавшие метра, дорожки кампуса превратились в сплошную кашу. Скульптуры из снега, простоявшие два месяца после зимней ярмарки, начали оседать и расползаться. Потекли слезы у карикатурного Линдона Джонсона, вылепленного перед входом в студунческое общежитие. Голубка возле Прашнер Холла растеряла свои ледяные перышки, и уже тут и там уныло проглядывал каркас.
Ночью опустился туман и пополз по узким улицам и автострадам. Похожий на сигаретный дым, он накрыл торговые ряды, низко стелился по речке, в нем утонул небольшой мост и пушки времен Гражданской войны, — одни сосны торчали, словно кто-то тыкал в небо пальцами. Все казалось чуть смещенным, странным, немного сказочным. Беспечный посетитель студенческой столовой, выходя на улицу из ярко освещенного зала с его сутолокой и надрывающимися музыкальными автоматами и ожидая увидеть морозное звездное небо, неожиданно попадал в безмолвие туманов, в котором можно было расслышать только собственные шаги и пенье воды по допотопным желобам. Того гляди, мимо тебя прошмыгнет какой-нибудь голем или тролль, а обернешься — и вместо столовки у тебя за спиной тисовые рощи да болотца с поднимающимися испарениями, или магический круг друидов, или северное сияние.
В тот год музыкальные автоматы играли «Грустную любовь», и «Хей, Джуд» (снова и снова), и «Ярмарку в Скарборо».
Вечером, в десять минут восьмого, студент-первокурсник Джон Данси, возвращаясь в общежитие, с криком выронил все свои книжки, наткнувшись на труп в тихом уголке автостоянки перед отделением зоологии; это была девушка с перерезанным горлом и с таким блеском в глазах, словно минуту назад она отпустила самую удачную шутку в своей жизни. Данси, чьей специальностью была педагогика, а факультативом — устная речь, начал кричать и долго не мог остановиться.
Следующий день выдался ненастным и угрюмым. На уроках всех одолевали одни и те же вопросы: кто? почему? когда поймают? И особенно интригующий: ты ее знал?
Да, мы встречались в художественных мастерских.
Да, друг моего соседа в общаге встречался с ней в прошлом семестре.
Да, она как-то попросила у меня прикурить. Мы сидели за соседними столиками.
Да, мы с ней…
Да… да… еще бы!
Не было студента, который бы не знал Гейл Керман с отделения изобразительного искусства. При хорошей фигурке она носила «стариковские» очки. У мужского населения она пользовалась успехом, но девочки, жившие с нею в одной комнате, ненавидели ее. Она редко назначала свидания, хотя другой такой шлюшки не было во всем колледже. Она была некрасивая, но обаятельная. С легким характером, но немногословная и скупая на улыбки. В ее послужном списке были лейкемия и аборт. Ко всему прочему, она оказалась лесбиянкой, и ее зарезал парень, с которым у нее был роман. Семнадцатого марта, когда Нью-Шарон утонул в «киселе с молоком», Гейл Керман стала местной знаменитостью.
