— Я хотел бы поговорить с Ингой.
— Какая удача. Она тоже хотела с вами поговорить. Я провожу.
Её голос совершенно лишен эмоциональности. Так почему же в нём всегда слышится язвительная издёвка?
* * *
Допрашивать красивую девушку сложно. Особенно, если красива она профессионально. Хуже, пожалуй, может быть только допрос профессионального психолога, который чуть ли не на каждый второй твой вопрос отвечает встречным-заинтересованным: «Вас это беспокоит?» или «Вы хотите об этом поговорить?»
А уж допрашивать профессионально красивую девушку с двумя диссерами по атопсихологии…
Именно поэтому Индрю отказался от предложенного Клейси кабинета и предпочёл провести допрос по категории лайт-зет, в виде беседы в непринуждённой и привычной объекту обстановке. Клейси согласилась легко, и даже поблагодарили инспектора за заботу о и без того перенервничавшей девушке. Лицо её было непроницаемым, а по голосу Индрю так и не понял — то ли действительно она именно так восприняла его желание под благовидным предлогом осмотреть ещё личное пространство свидетельницы, то ли подыграла просто.
Обычно комната, в которой женщина провела хотя бы пять минут, может очень многое об этой женщине рассказать. Женщинам свойственно в любом, даже самом временном пристанище устраиваться словно бы надолго, переделывая под свои нужды и привычки ближайшее окружение — и, тем самым, перенося на них часть себя, фиксируя, подстраивая и разнашивая пространство, как новые туфли. Комната, в которой женщина живёт достаточно долго — худший предатель, готовый вывалить всю подноготную своей хозяйки первому же достаточно внимательному наблюдателю. И чем сильнее женщина пытается что-то скрыть — тем явственнее оно отпечатывается в ее окружении.
Индрю любил допросы по форме лайт-зет ещё и потому, что в знакомой и родной обстановке человек расслабляется, чувствует себя более защищённым, не выстраивает психологических баррикад. Такой расскажет гораздо больше, чем намеревался.
В жилом модуле Инги Индрю с первого же взгляда на обстановку понял свою ошибку. Несколько часов назад он видел это помещение лишь мельком и не успел присмотреться, тут работали техники, периодически искря и дымя чем-то и чертыхаясь, суетились какие-то люди из администрации, парамедики, было шумно и довольно грязно, почему инспектор и поспешил сбежать на пляж, воспользовавшись первым пришедшим в голову предлогом.
Сейчас тут ничего не напоминало о случившейся утром трагедии, трупы увезли, грязь отчистили, люди из администрации давно уже занимались своими делами, так же как и техники с парамедиками. Осталась лишь сама хозяйка, покорно дожидавшаяся инспектора в уголке дивана.
Странно, но днём, при ярком свете потолочных панелей, эта комната не казалась настолько душной и… розово-чёрно-бордовой. Рюшечки. Бантики. Чёрно-алое кружево на обоях при внимательном взгляде оказывается не настолько уж и абстрактным, и даже имеющим законченную композицию с центром чуть левее и выше дивана. Хотя такое количество эрекцияносных старцев на одну типа ни о чём не подозревающую Сусанну выглядит, скорее, угрожающе. На столе довольно забавная гильотинка для сигар — в виде бронзовой женщины, сдвигающей бёдра. Интересно, покойный действительно курил, или это тоже просто часть антуража? На двери в солярий — ростовая стилизация под эротическую гравюру с Праземли. Интересно — предки действительно были настолько гибкими, или это фантазия художника?
Днём модуль показался инспектору жутко тесным, но сейчас он всё было иначе — оба портала работали в режиме окна, давая панораму ночного моря и неба, усыпанного миллионами переливчатых звёзд, колыхались на искусственном сквознячке многочисленные полупрозрачные занавесочки — по кругу, по кругу. Комната действительно словно бы закручивалась, взгляд всё время соскальзывал на сжавшуюся в уголке дивана маленькую фигурку. Комната добросовестно работала на хозяйку, раз за разом возвращая к ней взгляд любого оказавшегося здесь мужчины. То, что бордовый диван в приглушённом освещении казался чёрным, а на самой Инге было надето что-то вроде отливающего перламутром кимоно, лишь усиливало впечатление драгоценной жемчужины на чёрном бархате.