И никто из астронавтов словно бы не решался нарушить молчание.
Батлер посмотрел на часы: табло было темным, без единой цифры.
– Где мы? – Тревожный полушепот Флоренс наконец нарушил тишину. – Боже, мне столько всякого привиделось…
Ареолог подался к ней:
– Ты что-то помнишь?
Флоренс неуверенно пожала плечами:
– Н-нет… пожалуй… Просто какое-то общее впечатление: что-то было. А вот что?..
– У меня то же самое, – вступил в разговор Торнссон. – Ну, точно как бывает, когда просыпаешься и еще несколько мгновений что-то помнишь из своего сна. Но все тут же выветривается, как на сквозняке. Признаться, я думал – нам крышка.
– Я тоже, – кивнул ареолог. – У меня часы не работают. А у вас?
Свен и Флоренс одновременно приподняли руки. Пилот помотал головой, а нанотехнолог ответила:
– И у меня не работают. И видеокамера пропала…
– Чудесно, – ровным голосом сказал Батлер. – А еще куда-то подевались шлемы и баллоны. Возможно, мы сами их и выбросили. – И, возможно, чем-то здесь надышались… Отсюда и видения.
Торнссон посмотрел на него долгим взглядом и медленно произнес:
– Брось, Алекс. Ты прекрасно знаешь, что никакие это не видения. Тут что-то другое. Лично я склонен считать, что мы до сих пор в ловушке. Подверглись какому-то воздействию… наше сознание подверглось… Может быть, когда-нибудь что-нибудь и вспомним – уже на Земле, под гипнозом.
«Если нам удастся отсюда выбраться», – подумал ареолог и тут же попытался прогнать эту невеселую мысль.
– Древний Лик, – тихо произнесла Флоренс и, поморщившись, провела пальцем по ссадине на лбу. – Мы где-то в недрах этого Древнего Лика. Так он называется…
– Рядом с городом великих жрецов, – добавил пилот.
– Кое-что получается и без гипноза, – заметил Батлер. – Да, на сон или бред не очень похоже: не могли же мы все бредить одинаково!
Струился, струился от стен холодный безжизненный чужой свет, придавая неестественную бледность лицам людей и странный блеск их глазам. Сухой теплый воздух, казалось, искажал звуки, и голоса астронавтов звучали тоже неестественно, словно из-под повязки. Низкий каменный потолок был монолитным, он нависал над головами, он давил, и неизвестно было, каких размеров толща отделяет это маленькое пустое помещение от внешнего мира; может быть, они находились где-то у вершины Марсианского Сфинкса, а может быть – глубоко под поверхностью…
После нескольких попыток связаться с Каталински, они оставили рации в покое… Нужно было действовать, пытаться без всякой нити Ариадны найти выход из глубин инопланетного колосса, – но они продолжали сидеть, озаренные чужим недобрым светом, словно не решаясь встать и сделать первый шаг. Они знали, чем вызвана нерешительность: боязнью обнаружить, что единственный выход из этого помещения оканчивается тупиком…
– И умирало все живое в тот день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный… – внезапно сказала Флоренс. Словно прочитала строку из невидимой книги.
– Да, да, да, – покивал Алекс Батлер. – Что-то такое и у меня… Твой гнев испепелил весь мир… Очень знакомо… Конец света… Вся планета – могила…
– А может быть, и мы тоже умерли, – сказала Флоренс, и глаза ее превратились в льдинки, и погасли в них отблески холодного неяркого света. – Мы уже умерли здесь, а все это, – она вяло обвела рукой вокруг себя, – последнее, что мы видели перед смертью… Мы умерли, и тела наши давно остыли, а это видение – ну, как черная дыра… существует в собственном коллапсе, независимо от нас…
– Наверное, ты прав, Алекс. – Торнссон резко поднялся на ноги. – Наверное, воздух здесь все-таки ядовитый, влияет на мозги. Что ты несешь, Фло? Черная дыра, коллапс! Никаких дыр, кроме вот этой! И вы как хотите, а я намерен из нее выбираться.
– Подожди, Свен, – слабым голосом сказала Флоренс, остановив тем самым и ареолога, который тоже начал было вставать с каменного пола. – Не обращай внимания, это я так, машинально. Я чувствую, что у меня в голове какая-то работа идет, словно я на компьютере в поисковую систему вошла. Чувствую, вот-вот должно что-то вспомниться…
– Ну-ну, – сказал Торнссон, бросив взгляд на Алекса. – Подождем. – Он снова сел и обхватил руками поднятые колени. – Только давай, форсируй, а то к ужину опоздаем, и Лео все наши порции слопает.
