Или вот: Илья Павлович Кузнецов, по национальности еврей. Спрашивается, чего ему не сидится на социалистической родине, что ему на так называемую историческую приспичило? Уж, кажется, второй год в отказе, а все не угомонится никак. Взял себе в голову раздуваемый известными кругами западных доброжелателей (в кавычках) антисемитизм и вот давай настаивать на свободе передвижений и других сто лет не нужных истинному патриоту пресловутых правах человека. Тоже за ковром стоит, а зачем ему ковер, а? Не иначе как собирается взять эту доставшуюся — благодаря разумной политике цен, проводимой партией и правительством, — по дешевке материальную ценность с собой в мир корысти и индивидуализма, а там загнать за ихнюю твердую валюту. Потому что рубли-то не увезешь, доллары же (с ударением на «а», конечно) можно перед отъездом купить только в строго ограниченном количестве. Некоторые, говорят, получали разрешение, приобретали эту валюту да и оставляли всю в недоступном на протяжении предыдущей жизни магазине «Березка» — дотерпеть не могли… Но Илья Кузнецов не такой человек. Он серьезный отказник и готовится к встрече со свободой как следует, стоя ночью в очереди за выгодным советским ковром. И, скажем, заглядывая вперед, он достигнет желанных берегов — правда, без всякого ковра, но достигнет. И намучается там от души. И, весь мир обойдя подверженными варикозу вен ногами, повернет назад… Однако сейчас речь не об этом. Сейчас прохладой веет ночь, прибоем шумит очередь, сказкой мерещится ковер, и Кузнецов жаждет ковра.
Кто там еще стоит? Да хотя бы женщина Теребилко Татьяна, сама с Феодосии, а до Москвы приехала именно ж по дефицит — может, утром ковра возьмет какого-нибудь или еще что… Татьяна ничем не примечательна, кроме того, что является матерью дочки Оли, впоследствии ставшей знаменитой девушкой Олесей, носящей в наше время фамилию по бывшему мужу Грунт. Девушка Олеся в короткий срок после установления новой общественной формации покорила красотою и умом решительно всю Москву, так что и вы, конечно, ее знаете. Кто ж ее не знает, если о ней даже в журнале телепрограмм пишут как о светской девушке! Однако это все случилось в существенно более поздние времена, из-за которых в нашем рассказе возникает путаница с глагольными формами, пока же будущая мать знаменитости Татьяна Теребилко мается в ночной очереди.
Еще кто? Хорошо, возьмем этого, вам прежде не представленного, а нам очень даже близко знакомого гражданина: Хвощ Леонард Сурьянович, инакомыслящий. Все понятно? То-то же. И сделайте, пожалуйста, вид, что смотрите в другую сторону, вам такие знакомые совершенно ни к чему, вам еще до перестройки дожить надо, до первого съезда народных депутатов, тогда вы ему и аплодировать будете. А? Что вы спрашиваете? Зачем такой честный человек в ковровой очереди ночью стоит, вместо того чтобы своим благородным делом заниматься, то есть подрывать передовой общественный строй? Что ж, скажем, как оно есть на самом деле, — ему действительно ковер нужен. Потому что постоянно мерзнут ноги, застуженные в Потьме, а живет у знакомых художников в подвальной мастерской, там сырость, и без ковра плохо. Получил немного денег от подрывных издателей и сочувствующей мировой общественности да и приехал купить себе чуть-чуть комфорта, жить-то надо.
Вокруг же этих, которых мы успели назвать, кого еще только нет!.. Однако всех не перечислишь. Тем более что дело уже подошло к рассвету, потом и утро настало, появилась вышеописанная табличка на дверях, так что пора расходиться.
Тут-то началась, собственно, наша история, ради которой затевалась вся эта повесть.
— Мы так всю жизнь простоим, — пробормотал, прежде чем наладиться к метро и вроде бы ни к кому не обращаясь, покойный Иванов, — а ковры все по распределителям… Просто свинство какое-то!
На провокационные слова мертвеца те, кто их расслышал, реагировали по-разному.
Ведущий паразитический образ жизни гражданин Хвощ Л.С. отошел от греха подальше, поскольку хорошо по собственному опыту знал, чем кончаются такие разговоры с незнакомыми людьми.
