11 августа германский генеральный штаб окончательно определил, где пройдет "Восточный вал": по линии река Молочная - Днепр - река Сож - Орша Витебск - Псков - Нарва. На самом угрожающем участке - Днепре - укрепления по западному, высокому берегу реки постановили закончить к 15 ноября 1943 года.
Сталин, писал Жуков, требовал "принять все меры к быстрейшему захвату Днепра и реки Молочной с тем, чтобы противник не успел превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустынный район. Это было правильное требование, так как гитлеровцы, отступая, в звериной злобе предавали все ценное огню и разрушению. Они взрывали фабрики, заводы, превращали в руины города и села, уничтожали электростанции, доменные и мартеновские печи, жгли школы, больницы. Гибли тысячи людей, женщин, стариков".
Но как быстрее дойти до великой реки и форсировать ее? Жуков стоял на том, чтобы провести на Левобережной Украине операции на отсечение и окружение значительных вражеских группировок. Особенно заманчивым представлялось мощным ударом из района Харьков - Изюм в направлении на Днепропетровск и Запорожье отсечь крупные силы врага, продолжавшие отчаянно цепляться за Донбасс. Сталин не согласился, он полагал, что врага следует выгонять лобовым натиском. Это отнимет меньше времени. "Я не стал спорить", - лаконично заметил Г. К. Жуков в своих мемуарах.
25 августа на совещании в Ставке определили задачи наступления. Жуков обратился с просьбой о пополнении: нужны люди, танки, артиллерия, боеприпасы. Сталин долго рассматривал заявку, а затем решительно сократил ее на 30 - 40 процентов.
- Остальное, - сказал он, - Ставка даст, когда фронты подойдут к Днепру.
Смысл сказанного не ускользнул от Жукова. Своего рода стимул! Штабы давно возмужали, а схема натиска к Днепру, предложенная Сталиным, была предельно ясна. Только на запад.
Надо! Одним этим словом, ставшим поистине крылатым в войсках армий на южном фланге совветско-германского фронта, Жуков отвечал на просьбы командующих и командиров. Надо наступать, надо прогнать врага с Левобережной Украины, надо форсировать Днепр. Он знал, что войска сильно утомлены, поредели, танков осталось мало, не всегда в достатке боеприпасы. Директивой Ставки устанавливалось Воронежскому фронту наступать на Киев, Степному - на полтавско-кременчутском направлении. Однако "начавшееся наступление подопечных мне фронтов, - писал Жуков, - развивалось крайне медленно".
Перелом вскоре произошел и не только и не столько за, счет прибытия на фронт подкреплений, сколько в результате морального подъема, охватившего войска. Битва за Днепр - один из самых выдающихся примеров могучего воздействия партийно-политической работы. Политработники, находясь в самой гуще армии, вели за собой словом и личным примером. Они - в передовых отрядах, прорывавшихся через боевые порядки врага, чтобы перехватить его пути отхода и внести хаос во вражеском тылу.
До Днепра еще оставалось идти и идти с боями, а политотделы уже создали оперативные группы, которым предстояло ворваться на правый берег могучей реки с первыми эшелонами. Заранее формировались штурмовые десантные отряды, 50 - 70 процентов которых составляли коммунисты и комсомольцы. "Дни нашего наступления к Днепру, - писал член Военного совета 40-й армии генерал К. В. Крайнюков, - были примечательны не только боевыми действиями, но и бурным ростом партийных рядов... Наибольший приток заявлений наблюдался не во время фронтового затишья, а в период самых трудных испытаний. В суровый час перед наступлением многие воины писали: "Хочу идти в бой коммунистом". Это давало привилегию - место в первой штурмовой лодке или, держась за доску, бочку, что угодно, вплавь через осенний студеный Днепр к обрывистым кручам правого берега, откуда стреляло все, что могло стрелять.
9 сентября Ставка направила войскам директиву - за форсирование таких крупных рек, как Днепр, ниже Смоленска, и закрепление плацдармов представлять к присвоению звания Героя Советского Союза. Это было сделано, подчеркивал Жуков, "чтобы еще выше поднять морально-политический дух войск".