Вот когда в полной мере оценивалась оперативная значимость ораниенбаумского плацдарма. Приморская оперативная группа генерала Астанина на этом плацдарме нависала географически над тылами 50-го немецкого армейского корпуса, зарывшегося в землю непосредственно под Ленинградом.
Однако в первоначальном своем плане Говоров не предусматривал переброски 2-й ударной армии на приморский плацдарм перед операцией по прорыву. Он рассчитывал проводить две последовательные операции: вначале нанести встречные удары силами 42-й армии и Приморской группы на красносельском направлении с целью их соединения в одну линию фронта и создания тем самым условий для развертывания армейской ударной группировки на правом крыле фронта. После овладения Красным Селом должен был последовать удар на Красногвардейск (Гатчину); на правом крыле фронта после соединения 42-й армии и Приморской группы должна была развертываться ударная группировка для наступления на Кингисепп. Этим наступлением перерезалась коммуникация армии Линдемана на участке Кингисепп, Молосковицы.
14 сентября свои соображения по плану зимней операции и действиям в случае отхода противника до наступления зимы представил и Военный совет Волховского фронта[47]. Генерал армии Мерецков планировал удар из района севернее Новгорода в направлении города Луга, чтобы расколоть группу армий «Север» на стыке 18-й и 16-й армий, а затем во взаимодействии с Северо-Западным и Ленинградским фронтами окружить и уничтожить основные силы 18-й армии, не дав им возможности отойти на рубеж реки Луга или далее, на линию Нарва, Порхов.
Таковы были первые варианты операций, над которыми со всей тщательностью стали работать штабы обоих фронтов в сентябре, едва закончились изнурительные бои под Синявином.
Для Мерецкова и Говорова, естественно, было крайне важно разгадать планы и намерения немецко-фашистского командования на ленинградском и северо-западном направлениях, узнать об изменениях группировки противника. Конечно, в конце 1943 года гитлеровцам было уже не До восстановления блокады города в том виде, как год назад. Но что же Линдемаи думает делать?
Начальник разведотдела Ленинградского фронта генерал Евстигнеев все время ощущал повышенный интерес Говорова к сведениям из тыла 18-й армии. Появились характерные симптомы. Одна из разведывательных групп, засланных Евстигнеевым в глубину обороны немцев, захватила саперного офицера, и тот показал, что спешно создается не только тыловая оборонительная полоса па рубеже Нарва, Псков, Порхов, именуемая «Пантерой», но и промежуточные рубежи по берегам рек Оредеж, Мшага, Луга, Плюсса. В этих местах немецкие саперы готовят к разрушению мосты, дороги, приступают к минированию населенных пунктов. О таких фактах стали доносить и штабы партизанских соединений.
Не готовится ли Линдеман, понимая шаткость своей позиционной обороны на длинном фронте с малыми резервами, уйти из-под Ленинграда раньше, чем его «подсекут под корень»? Допустить этого нельзя, надо форсировать подготовку наступления.
Генеральный штаб располагал еще более обширными разведывательными данными, и в конце сентября Ставка Верховного Главнокомандования прямо указала Говорову и Мерецкову на возможность преждевременного отхода 18-й армии на подготавливаемый тыловой рубеж. В связи с этим все три фронта — Северо-Западный, Волховский и Ленинградский — получили конкретные указания усилить разведку, создать ударные группировки на направлениях, выводящих на пути вероятного отхода врага, иметь в частях первой линии подвижные отряды преследования.
Эти обстоятельства сразу же потребовали корректировки первоначального плана и конкретной боевой подготовки войск, штабов. Началась разработка плана-варианта — не силового прорыва, а преследования противника, едва он начнет отход.
В штабе Ленинградского фронта этот вариант получил условное обозначение «Нева-I», а вариант прорыва — «Нева-II».
12 октября Говорову и Мерецкову вновь было указано, что при отходе врага необходимо немедленно перейти к энергичному преследованию. В то же время операцию по силовому прорыву обороны противника разрешалось начинать только с ведома Ставки
