— Бойцы‑то выдержат. Народ надежный. Только что будем делать, когда нечем будет отбиваться?
— Пробьемся штыками. Будем действовать, как партизаны— нападать на обозы и склады противника. В этой чертовски сложной обстановке меня тревожит другое: как помешать продвижению белых на Тюмень? Штадив ничего не имеет в резерве. Придется просить командарма, чтобы он вернул нам третью бригаду. Плохо, очень плохо, что мы не знаем подлинной оперативной обстановки на всем фронте.
— Штаб что‑нибудь придумает. Пришлет, — не очень уверенно сказал Серебренников.
И он оказался прав. Вскоре в полевой штаб рейдовой группы прибыли связисты: Геннадий Маландин и Александр Вылегжанин. Одетые по–крестьянски, они прошли по глухим лесам и болотам, рискуя жизнью. В доставленном пакете Блюхер нашел оперативные документы.
Начдив горячо поблагодарил связистов:
— Молодцы! Какие вы замечательные молодцы! Такой страшный путь прошли!
Смелость, находчивость и упорство красноармейцев Геннадия Маландина и Александра Вылегжанина Советская республика отметила высшей наградой — орденом Красного Знамени.
Командарм удовлетворил ходатайство командования 51–й дивизии: потерявшая более половины личного состава 3–я бригада вернулась к своим и заняла оборону на тюменском направлении.
Блюхер стянул отрезанные противником части — пять стрелковых полков, всего 1827 человек, в район села Ашлык. Всю артиллерию, 12 орудий, подчинил командиру 2–го артдивизиона Архангельскому.
В первые дни рейда Блюхер превосходно использовал внезапность нападения. Сбивая гарнизоны противника по реке Вагай, к 4 октября подошли к большой деревне Русаново.
Высланная разведка доложила, что противник занимает выгодные позиции и имеет два ряда окопов.
Блюхер ввел в бой 453–й и 456–й стрелковые полки. Красноармейцы дружно поднялись в атаку и вышли на широкую равнину. Белые открыли сильный меткий огонь из винтовок, пулеметов и орудий.
В бинокль Блюхер увидел, как остановились, словно наткнулись на незримую стену, и поползли назад цепи атакующих. И сразу понял, что на внезапность больше нельзя рассчитывать. С каждым шагом к Тобольску сопротивление врага будет усиливаться. И задерживаться здесь нельзя. Генерал Франк подтянет к Русаново новые части, и тогда придется вести круговой бой. Надо снова атаковать. И Блюхер приказал командиру дивизиона Архангельскому открыть огонь из всех двенадцати орудий, но снаряды беречь, бить только по пулеметным позициям.
Артиллеристы отличились: накрыли три пулемета и заставили замолчать два орудия противника. Стрелковые цепи снова двинулись в атаку. Оставалось пройти полосу в двести шагов. Но это была полоса сосредоточенного смертельного огня, и затяжное, гулкое «ура» круто оборвалось. Блюхер вскочил на коня и поскакал к командиру бригады Серебренникову. Нашел его на опушке леса.
Увидев начдива, Серебренников подбежал и, с трудом подбирая слова, доложил:
— Так что и вторая не получилась… Отошли. Ураганная пальба. В лоб никак не пройти…
Комбриг потупил голову, ожидая резких слов осуждения. Блюхер сказал, не повышая голоса:
— Я все видел. Скажите, вы весь четыреста пятьдесят третий полк ввели в бой?
— В резерве оставался второй батальон. Степана Горшкова.
— Вот это хорошо. О нем я слышал как о смелом и распорядительном командире. Вызовите его сюда.
Круглолицый, загорелый, широкогрудый Горшков подошел и представился по–уставному; Блюхер догадался: видно, побывал на германском фронте, кончал учебную команду.
Начдив порывисто пожал руку комбату, кивнул головой на карабин, висевший вниз дулом:
— Охотник?
— Да, приходилось. У нас в Чердынском уезде громадные леса и болота. С пустыми руками никогда не возвращался.
— Вот и я хочу послать вас в болото. Не одного, понятно, с батальоном. Скрытно, подчеркиваю, скрытно пройдете в тыл и ударите белякам в спину. Да так, чтоб эти окаянные русановцы, как зайцы–русаки, дали стрекача. Задачу поняли?
— Так точно, товарищ начдив. Когда выступать?
— Немедленно. Пойдете в атаку — пустите две красные ракеты. Желаю успеха, Степан Дмитриевич.
Горшков круто повернулся и побежал к батальону.
