План настолько понравился Ахмету, что он невольно расплылся в широкой улыбке. До него, увлекшегося сценариями и планами, не сразу дошло, что гул толпы сменился криком, на крыльце уже стонало под невесть откуда взявшейся монтажкой тонкое железо дверей, кто-то совсем рядом надсадно орал: «Давай ее сюда!!! Поверху! Передавайте, передавайте!» – и над толпой, послушная этим хриплым заклинаниям, рывками плыла самая обыкновенная швабра, перемотанная местами синей изолентой. Достигнув невидимого Ахмету заклинателя, швабра сперва откинулась назад, угодив сразу по нескольким с комичным единообразием ойкнувшим головам, затем, ускоряясь, описала дугу – и с беспомощным глухим бум-м-мом споткнулась об надменную витрину, аккурат между «всегда» и «свежий».
– Дай сюда, безрукий! Дай, тебе говорю!
Симпатичная баба протиснулась в первый ряд, вырвала инструмент у незаметного мужичка, видимо мужа. Ахмет оценил крепко закушенную губу, взгляд с грозно-радостной безуминкой, как в документальных фильмах про освоение целины комсомолками. …О, вот теперь дело в надежных руках. Как там у классиков: коня на скаку, витрину с первого раза… О-о-оп!!! И впрямь с первого раза… Звон стекла сменился коротким жутким хрустом распарываемых тканей, криком раненых; толпа охнула – и замерла. Как и предвидел, огромные сабли осколков рубанули по прижатым к самому окну. Пользуясь возникшим замешательством, Ахмет мгновенно протиснулся между неподвижным телом дедка в засаленной бейсболке, еще минуту назад такого неугомонного, и воющей бабой, бесполезно зажимающей длинную рану от локтя до шеи. Память равнодушно вобрала в себя фрагменты – стремительно пропитываемое темной кровью платье, грудь, колышущуюся под мокрой тканью как-то не в такт с остальным телом, – …надо же, титьку-то почти отхватило… Действуя по плану, взлетел на подоконник, удачно перевалился внутрь. Под ногой хряснуло стекло морозильного ларя из-под пельменей… Не останавливаться, в подсобку… За спиной, в торговом зале, грохнула, распахнувшись наконец, входная дверь. Ага, вот и с дверью справились. Магазинчик на удивление быстро заполнялся «покупателями», не замедлившими сразу же начать грызться между собой. …Вот и подсобка. Так, быстро. Эх, задвижки нет! Где тушенка? Вот. Прекрасно. Нет, рассыпухой потом. Ага, коробка целая. Ее возьму отдельно, интересно, ремни выдержат? Сгущенка, отлично. Че еще? Блядь, одна хуета! Где крупы, суки?! Так, а почему я копченой не вижу? Че там в холодильнике… Фу, бля, пиво сраное… Забив сумку банками сгущенки, Ахмет зацепил перетянутую пластиковыми полосками тяжеленную коробку тушняка и ринулся в темный коридор к служебному выходу. Из торгового зала дверь в подсобку уже сотрясали удары. В темноте со всего разгона затормозил обо что-то мягкое. Мягкое ойкнуло, Ахмет, еле удерживающий груз, злобно рыкнул:
– Быстрей отсюда! Они щас будут здесь!
На самом деле он, конечно, нимало не подозревал грабящий магазин народ в кровожадности, но зачем терять время на возню с запорами. Тетка лихорадочно зазвенела ключами, и через мгновение по глазам ударил свет – утро Дня Четвертого народилось солнечным.
Разгрузившись, Ахмет вновь ринулся в хлебный. В подсобке гудело, толкалось, орало людское месиво; только на то, чтоб пробиться в помещение, ушло не меньше минут пяти жесткой толкотни. О каком-то подобии выбора речи уже не шло, сметали все подчистую. В каждый предмет вцеплялось по нескольку рук, люди рычали друг на друга, уже без слов; тут же вырывали набитые сумки, стеллажи угрожающе раскачивались, под ногами хрустело и чавкало. …Пиздец. Ловить уже нечего. Суки, как быстро растащили!.. Холодная, уверенная злоба мощным разрядом пронизала Ахмета. Вдруг задняя поверхность ног почуяла большую толстую сумку, от сумки было ПРАВИЛЬНОЕ ощущение, тяжесть. …Бля! Консервы и что-то сыпучее внизу! Одновременно его довольно сильно пихнул хозяин груза. Ахмета почему-то взъебло. Честно говоря, в голове его уже выстраивался план мероприятий по переделу собственности, плотная тяжесть сумки покорила его – и отпустить СВОЕ было уже невозможно; для решительных действий требовалось немного накрутить себя – и этот процесс уже шел; а вот гляди ж ты – взъебло, да по-настоящему так! В тычке мужика явственно читалось пренебрежение к Ахмету, причем НЕПОЛОЖЕННОЕ ему – мужик был типичным пивным животным, пусть и здоровенным, – пренебрежение на ровном месте, тупое и самоуверенное. Он взял свое, сложил и несет, а тут всякие мешают еще! Нуканахуйсдороги!
