Всё в великом хане Хубилае оказалось для братьев Поло неожиданностью: «его изысканная учтивость, так непохожая на устоявшееся представление о диких монголах, его ненасытное любопытство в том, что касается Италии и христианства, его готовность вести переговоры»>{46}.
Хубилай, в свою очередь, оказался очень доволен тем, что «эти представители другой культуры могут вести разговор на монгольском языке»>{47}.
Ханбалыка братья Поло достигли зимой 1266 года, то есть почти через 12 лет после того, как Гийом де Рубрук посетил Каракорум.
На пирах, устроенных в их честь, Хубилай-хан расспрашивал Никколо и Маттео Поло «об императорах, о том, как они управляют своими владениями, творят суд в своих странах, как они ходят на войну, и так далее о всех делах; спрашивал он потом и о королях, князьях и других баронах»>{48}. А еще он спрашивал о папе, «о всех делах Римской церкви и об обычаях латинян»>{49}.
С трудом верится в то, что братья-купцы были большими экспертами в столь сложных вопросах, однако, если верить Марко Поло, они «говорили ему обо всём правду, по порядку и умно»>{50}.
Поручение от великого хана
Подробно расспросив своих гостей, великий хан Хубилай решил использовать их как посредников в отношениях с Западом, главным образом с римским папой. Имея огромный опыт в дипломатии, он скрыл свои настоящие замыслы под покровом лести и в конечном итоге предложил братьям сопровождать одного из его вассалов с посольством в Ватикан. Вассала этого звали Когатал.
Конечно же венецианцы не сразу решились принять столь невероятное предложение. Они сомневались, потому что давно уже не были дома и не знали, что там происходило. Не говоря уже о Ватикане. Ведь там братья Поло не бывали вообще, а посему они не были уверены, что сумеют выполнить ханское поручение.
И всё же они согласились. Точнее, вынуждены были согласиться, ибо злить Хубилая отказом не рекомендовалось никому.
В своем официальном послании к папе великий хан Хубилай просил прислать к нему «около ста христиан, умных, в семи искусствах[15] сведущих, в спорах ловких, таких, что смогли бы идолопоклонникам и людям других вер толком доказать, что идолы в их домах, которым они молятся, — дело дьявольское, да рассказали бы язычникам умно и ясно, что христианство лучше их веры»>{51}.
Подобная просьба выглядит странно. Но она вполне соответствовала любознательной натуре великого хана Хубилая. По сути, вопрос стоял так: если папские посланцы смогут доказать свою правоту, он и все его подданные станут «людьми церкви».
Что, впрочем, не означало, что они откажутся от приверженности другим религиям. Как отмечает историк Оливье Жермен-Тома, «Хубилай прежде всего хотел поддерживать равновесие между различными религиозными течениями, пересекавшимися и питавшими друг друга в его империи»>{52}.
У великого хана была и еще одна трудноисполнимая просьба: привезти масла из лампады, что у Гроба Господня в Иерусалиме.
Братьям Поло ничего не оставалось, как согласиться и на это. Как говорится, своя рубаха ближе к телу, и им совершенно не хотелось рисковать собственной жизнью, вступая в богословские споры с вождем монголов. Более того, они даже поклялись обязательно вернуться с сотней мудрецов-христиан и с маслом из лампады у Гроба Господня в Иерусалиме. Собственно, они согласились бы и на многое другое, лишь бы благополучно добраться до родной Венеции, хотя, если честно, и новое путешествие с сотней проповедников и без всякого масла выглядело чистой фантастикой.
А Когатал, когда великий хан объявил ему свою волю, лишь поклонился и сказал:
— На то я и есть твой раб, чтобы выполнять, пока есть силы, твои приказания.
В обратный путь великий хан Хубилай дал братьям золотую пайцзу. Так называлась табличка с гравировкой государственной печати, выдававшаяся монгольскими ханами людям, которых они посылали с каким-либо важным поручением. Она служила им удостоверением личности, давала защиту и многие другие преимущества.
Никколо с Маттео Поло простились с великим ханом, сели на лошадей и пустились в дорогу. К сожалению, через 20 дней их спутник Когатал серьезно заболел. Он не мог ехать дальше и, как выражается Марко Поло, «остался в некоем городе»
