В Раббато уже было известно — передали по телеграфу, — что Нели Казаччо осужден: «Пятнадцать лет!»
И два дня спустя люди осаждали вернувшихся свидетелей, желая узнать все подробности дела.
Нели, едва услышав «Пятнадцать лет!», закрыл лицо руками и разрыдался. Потом поднял правую руку и закричал:
— Господи, клянусь перед твоим божественным ликом: я невиновен! И если я говорю неправду, порази меня.
Все в зале повернулись к распятию, висевшему на стене за креслом председателя, будто оно и в самом деле должно ответить осужденному. Но карабинеры подхватили его, потому что он еле держался на ногах, и увели прочь. Он только все повторял:
— Бедные дети! Бедные мои дети!
А жена! Она бросилась в ноги председателю суда и, простоволосая, обливаясь слезами, умоляла помиловать мужа:
— Он невиновен, как Иисус Христос, ваше превосходительство!
В отчаянии она обхватила его колени и не отпускала.
— Но я не король, дочь моя! Помиловать может только он.
— Ваше превосходительство все может!.. Правосудие в ваших руках!.. Он же отец четверых детей!
Пришлось силой оттащить ее.
А люди судачили по-разному: кто считал, что Нели Казаччо осужден несправедливо, а кто — наоборот.
Разве не сказал он: «Я его прихлопну!»? Это научит его держать язык за зубами. Кто молчит, не ошибается!
Господа из «Клуба собеседников» ждали возвращения маркиза Роккавердина и дона Аквиланте, чтобы во всех подробностях узнать, как прошли прения сторон и какой вердикт вынесли присяжные. Не учли даже смягчающих обстоятельств? Не может быть! Поэтому некоторые из них, самые любопытные, собрались на площади Оролоджо, чтобы задержать коляску, когда она появится там.
И полной неожиданностью для всех была странная любезность маркиза, который, выйдя вместе с доном Аквиланте из коляски, в сопровождении толпы и в окружении любопытных господ направился в клуб, где за многие годы, числясь его членом, был всего два или три раза, так как, по его мнению, туда допускалось слишком много всякого сброда.
Маркиз был неузнаваем. Вот уже два дня дон Аквиланте с изумлением наблюдал за ним и с еще большим изумлением слушал.
Члены клуба расположились полукругом в гостиной первого этажа, а за ними сгрудились любопытные из толпы, вытягивавшие шеи и поднимавшиеся на цыпочки, чтобы услышать маркиза или адвоката, которые сидели напротив, на диване у стены.
Некоторые, чтобы лучше слышать и видеть, даже забрались на цоколи четырех колонн из искусственного мрамора, поддерживавших своды гостиной.
Это возмутило маркиза.
— В чем дело? Что здесь — кукольный театр? Что им нужно? Мы же не на площади Оролоджо… Эй, официант!
И, увидев несчастного слугу, который тщетно пытался выставить посторонних, отчитал его:
— Дон Увалень! Придумали тоже: «Будьте добры, уважаемые!..» Вытолкайте их в шею, раз не умеют себя вести!
Тогда некоторые члены клуба поднялись и начали отталкивать людей, которые не хотели уходить и, сделав шаг-другой, останавливались, не желая мириться с тем, что они должны уйти, так и не удовлетворив своего любопытства.
Между тем маркиз начал свой рассказ. Послушать его теперь, так процесс прошел просто замечательно. Следователь поначалу шел вслепую, на ощупь, без всякого плана. Затем он нащупал путеводную нить, и тогда сразу же появились на свет ясные и очевидные доказательства.
— А королевский прокурор! Поток красноречия. Ревность? Неуправляемая сила? Тогда упраздним тюрьмы, и пусть убивают людей!.. Тут перед нами преднамеренное, давно задуманное убийство!.. Да, господа присяжные, закон существует и для тех, кто нарушает чужой семейный покой, кто посягает на честь семьи! Ведь если каждый из нас вздумает вершить правосудие своими руками, общество погибнет! Каждый считает, что он прав, — и чаще всего тогда, когда он виноват. Только суд, беспристрастный и справедливый, потому что он бескорыстен, только судьи, избранные с этой целью народом…
