Двенадцатый Молниеносный не заставил себя ждать. На закате, когда солнце зависло над горами по ту сторону реки, на перевале очертилось подвижное, помеченное огненно — красными проблесками пятно. Конный отряд вскачь пересек долину, скоро в толпе всадников обозначилось лицо Остория Плавта, легата Двенадцатого Молниеносного. Все они разом спешились, поклонились императору.
— Идете? — спросил Марк.
— Так точно, величайший, топаем помаленьку.
— Отлично топаете, Плавт. Чем же ты сумел расшевелить своих нечестивцев?
— Объявил ребятам, что Авидий отдал Сегестия на растерзание львам. Их теперь не оттащить от живодера. Нас догоняет Пятый Флавиев. Этим не терпится отомстить за Бальбу, Петра — говнюка и Флора.
— Похвально, — подытожил разговор Марк.
Между тем первые когорты перевалили через гребень и начали спускаться в долину. Земля дрогнула, ее едва заметные сотрясения скоро обернулись ритмичными, внушающим благоговение толчками.
Скоро император различил поднятого над колоннами на шесте, серебряного орла. Потом уже древки с вексиллумами, с изображениями животных, с раскрытыми ладонями и венками, украшенные серебряными тарелками, амулетами — полумесяцами. Донеслись переливы флейт, мерное громыхание барабанов.
Проходя мимо повозки, солдаты приветствовали Марка криками: «Аве, цезарь! Будь здоров, философ! Сочиняй на здоровье, да не забудь дописать песенку про прекрасную Котех, что стóлу поднимала для этих и для тех».
Марк стоявший в повозке со снятым верхом в окружении своих полководцев поднял руку. Плавт скомандовал.
— Легион, стой!
Нескончаемая колонна, четко разделенная на центурии, повозки, метательные орудия, на отряды конницы — замерла. Защебетали флейты, забегали центурионы, конные трибуны помчались к дальним когортам. Колонна без задержки сломалась, когорты двинулись, каждая к своему на ходу выбранному месту. Все они за несколько минут окружили холм, на котором торчало командование, а на повозке император. Следом центурионы, в ответ на жест государя, придвинули строй ближе к холму.
— Граждане, воины, братья! — обратился к солдатам Марк. — Пришел трудный час для нашего государства. Все, что мы защищали, за что сражались на севере, за Данувием, в Британии, в Африке, в Мавретании, в Египте — все теперь подвергнуто испытанию. Все, за что сражались ваши деды, отцы, теперь отвергнуто тем, кто, ослепленный гордыней, возомнил себя спасителем отечества. Требуется наказать преступивших черту закона. Сможете?
— Смогем, отец родной, — выкрикнули из строя. — Нам бы только до живодера добраться.
— Рад слышать.
* * *
На следующий день в Сирмий явился Пятый Флавиев легион, за ним прибыли Четырнадцатый Марсов Непобедимый, Десятый Сокрушительный и, наконец, притопали Жаворонки, за свою более чем столетнюю историю отличившиеся в Галлии и войнах на востоке.
Легионеры отдыхали день, затем снова отправлялись в поход.
Ждали последние два — Двадцать первый Стремительный и Пятнадцатый Изначальный. Император потребовал от легатов, трибунов и первых центурионов, собранных на совет, довести длину дневного перехода до тридцати — тридцати пяти тысяч шагов в день.* (сноска: 30–35 км в день. Обычный дневной переход составлял 20 км и продолжался семь часов. Отмечены случаи когда войско проходило около 50 км в день.)
Чем быстрее мы явимся в Сирию, тем меньше нам придется пролить крови, заявил он. Необходимо свалиться Авидию, как ливень на голову. После усмирения мятежа император обещал щедрое вознаграждение всем, кто принял участие в походе. За ужином Марк обсудил сложившееся положение с Пертинаксом, Севером и легатами. Все пришли к выводу что положение складывается в их пользу, только нельзя терять время.
Уже после ужина Феодоту шепнули, что некий человек, задержанный возле императорской резиденции, требует, чтобы его срочно допустили к императору. Спальник передал известие укладывающемуся в постель господину.
— Я сам его не видел, — объяснил Феодот, — но стража заявила, что это какой‑то бродяга, весь в отрепье, однако твердит, что имеет сказать что‑то важное о мятеже.
— Ох — хо — хо, — вздохнул Марк, — труды мои тяжкие. Ладно, зови. Предупреди Вирдумариуса, пусть хорошенько обыщет его и не оставляет без надзора.
