Вымыв голову, королева встала из ванны, облачилась в длинное покрывало из мягкого левандийского руна и вышла на террасу. Здесь она уселась спиной к солнечным лучам, на лицо ей наложили чудодейственную маску и прикрыли шелковым платком, а волосы вывесили на самое солнце, чтобы они постепенно обретали золотистый оттенок без ущерба для их владелицы.
– Расскажи мне что-нибудь, Бесс, – расслабленно проговорила королева. – Что-нибудь о твоей жизни.
– Моя жизнь вряд ли интересна для вас, – ответила Бесс. – У меня такое ощущение, что она начинается только сейчас.
– У тебя был возлюбленный?
– О, мадам!..
– Ты смутилась? Ты девственница? – королева приподняла платок и взглянула на Бесс. – Впрочем, о чём это я, – в нашей старой Шотландии до сих пор в силе патриархальные обычаи, – Мария приняла прежнюю позу. – Но ведь был кто-то, о ком ты мечтала?
– Ах, мне совестно признаться, ваше величество! – Бесс принялась невольно теребить пояс своего платья.
– Ну же, милая, чего ты боишься, нас никто не слышит!
– Я была влюблена в Малколма Мак-Лауда.
– В кого?!
– Не смейтесь надо мною, мадам! Я знаю, что это глупо, но я была влюблена в него, – Бесс от отчаяния готова была заплакать.
– Бог с тобой, дорогая, я и не собираюсь смеяться, – из-под платка сказала Мария. – Ты, верно, начиталась баллад Томаса Лермонта или Томаса-Рифмача, как его называют в народе?
– Да, мадам, вы правильно догадались.
– Это не сложно. Кто из нас не мечтал о добром, отважном, мужественном и благородном Малколме Мак-Лауде, – каким описал его славный поэт Томас Лермонт? Даже феи влюблялись в Малколма, а одна из них стала его женой и подарила ему волшебное покрывало, – ты помнишь?
– Я знаю наизусть все баллады о Малколме! – трепетно произнесла Бесс.
– Я тоже знаю их. Помнится, я очень переживала, когда няня рассказывала мне, как злые и противные Мак-Дональды напали ночью на Мак-Лаудов. «Лишь бы они не убили Малколма, лишь бы он победил их», – думала я. Как видишь, он был героем и моих мечтаний.
– Вы говорите со мною как с ребёнком, мадам, – в голосе Бесс прозвучала обида.
– Что же плохого в ребёнке? – возразила королева. – Дети лучше взрослых, не так ли?
– Да, но…
– Но тебе хочется быть взрослой. Я понимаю; подобно тому, как Адам и Ева райскому блаженству предпочли скорбный земной мир, их внуки стремятся сменить безоблачную пору детства на тревожную взрослую жизнь… Между прочим, в нашем окружении появился молодой человек по имени Кристофер. Опасайся его, Бесс! У него приятная внешность, – но он из Мак-Дональдов, а не из Мак-Лаудов. Смотри, не прими его за Малколма, чтобы после не раскаиваться.
– Я вообще не буду обращать на него внимания! – возмущенно ответила Бесс. – Зачем он мне нужен?
– Ах, милая, если бы мы знали, зачем нам нужен именно тот мужчина, а не другой! – сказала королева.
* * *
Обед в замке начинался вечером и заканчивался к полуночи. На стол всегда выставлялось несколько десятков блюд, но Мария, привыкшая к роскоши Версаля и Холируда, считала здешнюю гастрономию бедной. Однако королева не проявляла недовольство по поводу еды, как не проявляла его по поводу других неудобств замка, – более того, в пост требовала убрать половину кушаний, в том числе всё скоромное. Сэр Эмиас, постов не соблюдавший, но обязанный присутствовать на обедах королевы, приходил от этого в уныние. «Бог дал человеку желудок не для того, чтобы он был пустым», – ворчал старый джентльмен.
Сегодня день был обычный, скоромный, и слуги принесли на стол молочного поросёнка, зажаренного в оливковом масле и политого винным соусом; фазана с ягодами и фисташковыми орехами; седло барашка, с зеленью и пряностями; филе форели, запечённое в сметане с луком; пироги с мясными и фруктовыми начинками, – а также провансальские паштеты, фламандские салаты, итальянские каприччио и арабские сладости.
На буфет поставили разнообразные вина; их подавали каждому из сидевших за столом по требованию, в стаканах из венецианского стекла, и потом эти стаканы мылись прислугой в сосуде с горячей водой – деревянном, чтобы опасность разбить драгоценное стекло была меньше, – и на глазах у обедающих, дабы они могли видеть, что чистота соблюдается в полной мере.