Нервное оживление Марии-Антуанетты, бесконечные капризы, кризисы ее ложной власти — все это скрывало ужасное разочарование и пустоту. Королеву часто охватывала ужасная тоска, это была ностальгия. Она чувствовала ее даже в обществе, мечтала снова увидеть Вену, свою мать, братьев, сестер… Она едва удержалась от слез, когда узнала, что граф и графиня Прованские уезжают в Шамбери. И Мария-Жозефина проведет целых две недели вместе со своей семьей — по случаю свадьбы младшей сестры Людовика XVI с принцем Пьемонтским. «Как это ни ужасно, но я не могу даже надеяться на подобное счастье», — писала королева матери. Ей довелось лишь увидеть своего брата Фердинанда, когда тот приезжал на несколько дней вместе с женой. «Разлука слишком дорого мне обходится. От подобных мыслей на меня нападают тоска и отчаяние, особенно когда я думаю о моей родине», — снова пишет она императрице. Австрия по-прежнему оставалась родиной для французской королевы, которая оставила там все свои детские мечты, существование, такое тихое и безмятежное, покой, который охраняла бдительная мать-императрица. Вена с императрицей и императором казалась ей сейчас убежищем от всех ненастий и кошмаров. В Версале Мария-Антуанетта не обрела второй семьи и после смерти Людовика XV не знала, где найти защиту и поддержку, в которых она так нуждалась. Ей никак не удавалось испытать хоть какое-нибудь глубокое чувство к своему супругу. Временами она с трудом могла выносить его как короля и монарха. Тем не менее женщина должна, по существующей этике, первой подчиниться ему и принимать его таким каким он был. Так-то оно и было, но ценой каких же больших разочарований. Увы, она видела в своем муже лишь «бедолагу», который не способен сделать ее настоящей женщиной, а здесь, во Франции, означало, кроме того, и продолжательницей рода Бурбонов. В общем, неспособность Людовика XVI быть мужчиной еще больше подталкивала завыть от ностальгии по родной Вене.
Несмотря на тайный ход, который позволял супругам проводить вместе ночи так, чтобы двор не знал об этом, близости между супругами не было. Мария-Антуанетта чувствовала себя ужасно, узнав, что 6 августа 1775 года графиня д'Артуа родила сына. Маленький герцог Ангулемский был третьим наследником престола. И если королева вскоре не забеременеет, то потомки графа д'Артуа в ближайшие десятилетия взойдут на французский престол. У графини Прованской было тоже мало шансов в скором времени стать матерью. «Не могу даже описать вам, матушка, как я страдаю когда вижу наследника престола, который не является моим сыном», — писала Мария-Антуанетта. Впрочем, уже снова начинали поговаривать об операции для короля, однако никто не спешил с этим вопросом. Даже заинтересованные лица. Хотя Мария-Антуанетта и убеждала мать, что «безразличие исходит вовсе не от нее», положение не менялось. Во Франции это значило, что у королевы, не имеющей детей, были весьма непрочными позиции. Мария-Терезия прекрасно знала все тонкости светской психологии и пыталась подбодрить дочь. Мария-Антуанетта приняла разумное решение: «отдаться во власть Провидения и смиренно ждать исхода, надеясь на лучшее».
Семья ее мужа не была слишком добра к ней. Она много времени проводила с золовками и деверями. Если ей нравилась компания графа д'Артуа, ей тут же напоминали, что подобная дружба может быть очень опасной. Она не испытывала никакой привязанности к тетушкам. Что же касалось других принцев по крови, они состояли в слишком дальнем родстве, и их отношения с блистательной кузиной испортились после какой-то незначительной ссоры. Оставалась лишь маленькая принцесса Елизавета, которой исполнилось одиннадцать лет. Королева открыла для себя этого милого ребенка «с добрым и открытым сердцем». Девочка привязалась к Марии-Антуанетте, когда уехала ее сестра Клотильда — вероятно, навсегда. Королева прекрасно понимала чувства ребенка и сама боялась слишком сильно привязаться к ней, поскольку через несколько лет это милое создание точно так же навсегда уедет из Франции.
Муж с каждым днем все больше и больше разочаровывал ее, в семье она не находила поддержки — все это заставляло Марию-Антуанетту искать душевное тепло в дружбе, поскольку любовь была ей недоступна. Летом 1775 года она не скрывала своей привязанности к графине де Полиньяк и принцессе Ламбаль, которая получила в подарок совершенно бесполезный пост сюринтендантки. Королева и ее подруга много времени проводили уединившись. Время проходило так быстро, что они никогда не успевали обсудить все свои незатейливые, в общем-то ненужные проблемы, которые, впрочем, и придавали неповторимый шарм посиделкам. Графиня де Полиньяк по-прежнему была близка королеве и вызывала у впечатлительной принцессы Ламбаль страдания от обделенности признанием августейшей подруги. Легкие столкновения между двумя фрейлинами доставляли Мерси массу хлопот и пробуждали к жизни новые сплетни при дворе. По всей вероятности, прелестная графиня де Полиньяк еще несколько месяцев назад обошла свою соперницу. Как же она была высокомерна и безразлична с бедняжкой Ламбаль! Жизненный опыт давал ей явное преимущество в глазах королевы — эта женщина с ангельской улыбкой и искренним взглядом вовсе не славилась своей добродетелью. Совсем еще юной ее выдали замуж за графа де Полиньяка, который был лишен не только наследства, но и какого бы ни было обаяния. Впоследствии тайная и страстная любовь связала ее с графом де Водреем. Разумеется, она буквально заставила королеву примириться с ее жизненной ситуацией. Скорее приятный, чем красивый, изящный и живой, избранник графини был представителем древнего рода, его семья, достаточно богатая, очень быстро навязалась в общество королевы, которая, впрочем, никогда не испытывала к ним чувств искренней дружбы и признательности. Графиня де Полиньяк представила еще нескольких членов своей семьи, среди них была графиня Диана, прирожденная интриганка, способная на все ради собственной выгоды. Тогда Мария-Антуанетта не видела в них компании «придворных ловкачей», для нее это было веселое общество, помогавшее ей развлекаться. Наконец-то, она избавилась от престарелых маразматиков, став подлинной хозяйкой двора.
