Пока они обедали, нетерпеливая толпа заполнила все ближайшие парки. Самые ловкие и любопытные забирались на деревья. Когда супруги вышли на прогулку, их встретили громом рукоплесканий и восторженных криков. Дофин и его жена приказали «не расталкивать народ и позволить людям приблизиться к ним». Парижане еще не помнили подобного веселья. Они кинулись к принцессе и чуть не задавили ее, однако улыбка не покинула ее лица. «Там было столько людей, писала она матери, — что мы, наверное, полчаса не могли сдвинуться с места. Дофин и я несколько раз приказывали полиции не расталкивать людей, что произвело на них огромное впечатление. В тот день на улицах не было ни одного раненого, несмотря на огромное количество людей. После прогулки мы поднялись на открытую террасу и оставались там. Не могу Вам описать, дорогая моя мама, какую радость и признательность я испытывала в тот момент. Прежде чем уйти, мы снова приветствовали людей. Как это прекрасно чувствовать любовь и поддержку целого народа! Я еще ничего подобного не испытывала и никогда этого не забуду».
Парижане были очарованы дофиной, которая вернулась в Версаль, чуть живая от восторгов вконец обезумевшего народа. Проявления любви были бальзамом на тайные раны принцессы. Она хотела снова приехать в Париж, который представлялся ей ее королевством. Будущее рисовалось в волшебных красках, следующие дни она должна была провести в Опере и Комеди Франсез. «Теперь мне понятно все, чему Вы меня учили, дорогая матушка», — писала она матери. В Париже к ней пришли поклониться не придворные, а простые люди в знак своей любви и признательности. Она прониклась неподдельной любовью к этому городу, такому живому и прекрасному, где она чувствовала себя королевой и где править было так просто.
Глава 5. «КАРЕТУ КОРОЛЕВЕ!»
Среди всех восхвалений дофины слышались и недовольные голоса, в частности аббата Деснуаера: «Хотелось, чтобы все королевы были похожи на покойную супругу Людовика XV, которая не знала иных страстей, кроме как страсть к благотворительности. Я же вижу перед собой лишь ту, что готовится представить зрелище невиданных потрясений народу, который давно известен своим непостоянством. Ей говорят лишь о ее будущем величии, ей дарят лишь удовольствия, она ожидает лишь мира у своих ног и удачи, по своему приказу. Эту иллюзию внушили ей еще при дворе, где она родилась, и такой предстала она при дворе, где ее ожидали. […] Королева, которая была коронована лишь для собственного развлечения, станет гибелью для народа, который призван оплачивать ее прихоти».
К счастью, немногие в королевстве слышали тогда эти зловещие предсказания желчного иезуита, ставшего жертвой политики Шуазеля и его сподвижников. Стараясь привлечь внимание к воспитанию и поведению дофины, он хотел свергнуть политику бесчестного министра. Как и многие придворные, он опасался его возвращения к власти. Все понимали, что сразу после смерти Людовика XV, которая могла вскоре случиться, Мария-Антуанетта вернет того, кто устроил ее брак. Отец Деснуаер получал всю интересующую его информацию от многочисленных врагов принцессы. И вот впервые из-под его пера появились некоторые намеки, которые вскоре превратятся в мерзейшую клевету. Он уже начал описывать, как эта Австриячка разрушает Францию.
Бдительный наставник и покровитель Мерси неусыпно следил за принцессой: «Приближалось время, когда нужно будет говорить с ней об очень важных и серьезных вещах». Он один при дворе думал о Марии-Антуанетте, продолжал настраивать ее на единственную цель: защиту интересов Австрийского двора. Он не объяснял ей всей подноготной дворцовых интриг, только лишь политику короля и правительства. Посол продолжал тайно, по капле, пропитывать принцессу, как, впрочем, это уже делала ее мать, неприязнью ко всему французскому. Какое мнение могло сложиться у нее, если он постоянно твердил, «что министр может получить свой пост лишь при помощи интриги и будет использовать свое высокое назначение для личного обогащения»? Ей нужно знать только то, что в самом ближайшем будущем она будет играть роль первого плана. Он убеждал ее также в необходимости «управлять поступками дофина», вдохновлял «на завоевание доверия короля, примирение со всеми министрами и теми, кому тот доверял». Он готовил ее на трон, но очень своеобразно. «Не вызывает сомнения, что эрцгерцогиня однажды будет управлять страной и следствием этого станет ее блестящая и великая судьба», — писал он императрице. Интересно, что сказал бы отец Деснуаер, прочитав это?
