Получив от Марии-Терезии распоряжение быть духовником эрцгерцогини, аббат Вермон постоянно находился подле нее, и она, в свою очередь, была очень привязана к нему. Он был единственным человеком, кого дофина хорошо знала и кому могла довериться, так как императрица считала его близким другом семьи. «Когда сегодня утром я был у мадам дофины, вошел ее супруг. Дофин спросил ее: „Вы спали?“ — „Да“. И он ушел… Дофина поиграла немного с щенком, а затем мы долго беседовали. Я был очень опечален нашей беседой», — записал аббат на следующий день после свадьбы. «Единственное настоящее счастье в этом мире — удачный брак, — так писала императрица дочери. — Все зависит от женщины, от ее доброты и мягкости». Покорно и одновременно легко дофина старалась выполнять клятву, данную под венцом.
Мария-Терезия, несмотря ни на что, продолжала управлять своей дочерью и желала знать все о ее жизни. Она поручила своему послу графу Флоримону де Мерси следить за Марией-Антуанеттой, быть ее наперсником. Кроме того, он должен был давать подробнейшие отчеты императрице о каждом поступке дофины.
Итак, без ведома двора и особенно дофины между императрицей и ее доверенным лицом во Франции установилась доверительная переписка, разумеется, помимо официальной. Не вдаваясь в тончайшие подробности, которые он передавал Марии-Терезии, Мерси не скрывал от канцлера Кауница существования переписки. «С сегодняшним курьером я передаю обширный рапорт о совершенно незначительных событиях, связанных с дофиной, — писал он 20 октября 1770 года. — Было бы гораздо проще давать немногословные отчеты, но Ее Величество требует мельчайших подробностей, и я заметил, что чем длиннее доклад, тем лучше». Со своей стороны, Кауниц радовался той роли, которая была предоставлена Мерси: «Я хочу, чтобы мадам дофина […] решилась смотреть на все вашими глазами». Через Мерси-посредника австрийский канцлер и императрица надеялись влиять на принцессу, дабы заставить ее в случае необходимости защищать их политику.
Надежды, которые они возложили на Мерси, оказались ненапрасными: он сумел наладить все каналы для своей системы информации. Само собой, Мерси мог свободно говорить с Марией-Антуанеттой. Однако он понимал, что его присутствие не должно привлекать внимания и тем более вызывать подозрения. Имел ли он союзника и помощника в лице аббата Вермона? Мерси договорился с аббатом — все, что принцесса будет доверять своему духовнику будет известно и ему. Однако это было еще не все. Он успешно выискивал интересующую его информацию в долгих разговорах с мадам де Ноай; и естественно, как и все послы, подкупал служанок дофины и ее супруга, так что ничего даже из личной жизни наследников не могло ускользнуть от Мерси.
Верный своему делу и императрице, Мерси недолюбливал короля, двор и вообще Францию. Он не скрывал своего презрительного отношения к престарелому Людовику XV, занятому больше собой и своими удовольствиями, нежели государственными делами. Думая о том, что вскоре король уже не сможет решать государственные дела, он представлял будущее этой страны в темных красках. В прошлом году он предсказал «упадок монархии, которая сможет подняться лишь при сильном монархе, силой своей воли извлекшем страну из того хаоса, в каком она сейчас пребывает». Мерси видел, насколько нынешний наследник не соответствует этим требованиям! Вряд ли такие перспективы могли обрадовать власти предержащие. Итак, надо было подготовить Марию-Антуанетту к той роли, которую ей придется исполнять.
Наивная и откровенная, дофина с радостью принимала Мерси. Он один мог говорить с ней от имени ее матери. Это был худощавый, высокий мужчина сорока трех лет, всегда элегантный и спокойный, он знал, как завоевать дружбу и доверие принцессы, несмотря на сдержанность и высокомерие, с которым дофина иногда отвечала ему. Однако за надменностью на самом деле скрывалось желание нежной дружбы и привязанности. Дофина и посол ничего не скрывали друг от друга. Она была слишком молодой, слишком наивной, слишком неискушенной, чтобы стесняться его, и видела в нем скорее отца и друга. Без особого труда Мерси стал ее личным советником.
