Мария-Антуанетта - страница 104

Отныне имя королевы было связано с образом проклятых королей.

Когда в Художественном салоне была открыта выставка, то картину, изображавшую французов, прогоняющих англичан, после того как Изабелла Баварская отдала корону своему сыну, изъяли из страха «возникновения ненужных ассоциаций и странных намеков». Как на грех, художница Виже-Лебрен, не успевая закончить портрет королевы с ее тремя детьми, повесила пустую раму, которая оставалась незаполненной несколько дней. Свято место пусто не бывает, и в пустом проеме кто-то написал: «Вот он дефицит!». Мадам Дефицит — таким было новое прозвище королевы.

За несколько месяцев королева поняла, что стала объектом ненависти всей нации и ее муж был слишком слаб для того, чтобы противостоять оппозиции, которая отчаянно боролась с абсолютизмом. Она поддерживала во всем де Бриена, единственного человека, который, как ей казалось, был способен противостоять натиску и показать свою власть. Мерси был занят только внешними проблемами, не оказывая на нее никакого влияния в вопросах, которые касались внутренней политики, и говорил с королевой лишь о конфликтах с Турцией, Россией и Австрией, ее же они совершенно не интересовали. В надежде на укрепление альянса он старался всеми силами убедить ее в силе своего влияния.

Не имея никакого политического опыта, а также будучи совершенно невежественной в вопросах политики, Мария-Антуанетта выдерживала все испытания. Без определенных мыслей и знаний она действовала инстинктивно. Опасаясь свержения существующего строя, она готова была согласиться на политические изменения, но не на структурные и с ужасом отвергала все, что могло ослабить королевскую власть в том виде, в котором она привыкла ее воспринимать, то есть в абсолютном. Королева не читала теоретиков концепции монархической власти. Эту легкомысленную и сентиментальную женщину сильно удивило, если бы ей сказали, что абсолютная монархия по своим принципам очень близка к деспотизму и тирании. Настроенная враждебно против ассамблеи, не признающая претензий парламента — одна только мысль о созыве Генеральных штатов заставляла ее вздрагивать, она не знала, что эти институты были известны еще в древности.

С конца августа 1787 года де Бриен работал не покладая рук. Новое назначение существенно укрепило его власть. По-прежнему готовя план реставрации финансов, он подумывал о переговорах с распущенным парламентом и хотел убедить Людовика XVI согласиться с созывом Генеральных штатов. Так, думал он, мы удовлетворим желание нации и успокоим массы. Предполагаемые переговоры должны были состояться в Труа со всеми изгнанными судьями. Де Бриен отказался от одной части налоговой реформы, но решил выпустить новый заем, который улучшил бы финансовое положение до 1792 года. Финансовое положение могло стабилизироваться уже в этом году, и король обещал созвать Генеральные штаты. Парламент принял предъявленные условия. Если Людовик XVI и согласился с финансовым проектом своего министра, все равно по-прежнему испытывал отвращение при одной лишь мысли о созыве Генеральных штатов. Де Бриен убеждал его, что подобное собрание совершенно безобидно, поскольку Франция через пять лет окончательно преодолеет финансовые трудности. Король и его министр, проводившие наедине очень много времени, приняли решение вместе, в тиши королевского кабинета. Остальные министры узнали о нем гораздо позже, без всякой возможности высказать свое мнение по этому поводу. Архиепископ легко управлял государем. «Мы подарили королю замечательного министра, и теперь надо дать возможность ему действовать», — говорила королева. И она дала ему такую возможность.

19 ноября Людовик XVI отправился в парламент на торжественное заседание, которое запечатлелось в истории этого двора.

Когда дебаты были закончены, не дожидаясь результатов голосования, Людовик XVI негромко и твердо произнес: «Услышав ваше мнение, я считаю необходимым установить заем по моему единоличному решению. Я пообещал вам созвать Генеральные штаты к 1792 году, моего слова должно быть достаточно. Я приказываю, чтобы мое решение о займе было зарегистрировано». Именно тогда герцог Орлеанский и заявил о том, что действие короля незаконно. На что король ответил кузену: «Это законно только потому, что я так хочу». «Все увидели, что герцог, которому только что указали на его место, едва сдерживал себя», — напишет Талейран несколько лет спустя. Разгневанный поведением кузена, Людовик XVI сослал его в имение.