Я возвратился в зал, едва шевеля ногами. Очень болела голова, но если учесть состояние моего желудка, то на голову было грех жаловаться. Я чувствовал себя просто отвратительно, а когда, взглянув в зеркало, увидел отражение бледного, измазанного кровью лица, то почувствовал себя еще хуже.
Вернувшись к месту своего балетного выступления, я увидел двух рослых полицейских в форме и с пистолетами в кобурах. Верзилы тут же бросились ко мне и схватили под руки.
— Не того хватаете,— устало пробормотал я.— Уберите руки, а то мне и так нечем дышать.
Они нерешительно переглянулись и отпустили меня. Я посмотрел на девушку, которую пытался успокоить какой-то человек. Видно, он был здесь важной шишкой, хотя форменной одежды на нем не было.
Я снова взглянул на девушку. Глаза у меня болели так же, как и голова, но на нее смотреть было легче и приятнее, чем на мужчину. Она была в темном платье и плаще, из-под которого выглядывал высокий воротник зеленого свитера. На вид ей было лет двадцать пять. Темные волосы, карие глаза и почти греческие черты лица ясно свидетельствовали, что она приезжая. Если поставить рядом ее, Мэгги и Белинду, пришлось бы потратить не только лучшие годы, но и большую часть старости, чтобы найти такое же трио. Правда, сейчас девушка выглядела не лучшим образом: лицо было пепельно-бледным, из припухшей ссадины на левом виске сочилась кровь, которую она вытирала большим носовым платком, одолженным, видимо, у мужчины.
— Господи! — воскликнул я, полный искреннего раскаяния, ибо, как и другие люди, испытывал самое настоящее страдание, когда наносил вред произведению искусства.— Неужели это моя работа?
— Ну, что вы! Это я сама порезалась, бреясь сегодня утром,— голос ее был низким и хриплым.
— Ради бога, простите. Я хотел догнать человека, который только что совершил убийство, а вы встали мне поперек дороги. Боюсь, что теперь он скрылся.
— Моя фамилия Шредер, и я здесь работаю,— сказал мужчина.
Ему было лет пятьдесят с небольшим. Крепкий, с острым, живым взглядом. У меня возникло ощущение, что он страдает чувством неполноценности. Такое чувство преследует многих людей, занимающих высокие должности.
— Нам уже сообщили об этом убийстве. Весьма прискорбно. Подумать только, что подобное может произойти в аэропорту Скипхол!
— Как же пострадает репутация отеля! Надеюсь, убитому искренне стыдно за свое поведение.
— Ваш сарказм неуместен! — резко оборвал меня Шредер.— Вы знали убитого?
— Откуда, черт побери! Я только что сошел с трапа. Можете расспросить стюардессу, пилота и пассажиров рейса 132 из Лондона. Время прибытия 15.55, — я взглянул на часы. У Шредера были не только острые глаза, но и бойкий ум.
— Думаю, что не узнал бы его, если бы увидел снова.
— А вам не приходило в голову, мистер... э...
— Шерман.
— Вам не приходило в голову, мистер Шерман, что нормальные люди не станут преследовать вооруженных убийц?
— Наверное, я не совсем нормальный.
— А может, у вас тоже есть оружие?
Я распахнул пиджак, показывая, что у меня ничего нет.
— Может, вы узнали убийцу?
— Нет... — Но теперь я знал, что никогда не забуду этого человека.— Можно вам задать один вопрос, мисс? — Я подвернулся к девушке.
— Мисс Лемэй,— бросил Шредер.
— Вы смогли бы опознать убийцу? Вы должны были отлично рассмотреть его. Бегущий человек всегда привлекает внимание!
— Нет,— ответила она.
— А может, вы взглянете на убитого? Вдруг вы его узнаете?
Она вздрогнула и покачала головой.
— Вы кого-нибудь ждали? Почему вы стояли у выхода?— спросил я.
Она покачала головой.
— Вы ведь стояли у самого прохода и видели всех прибывших пассажиров.
Она снова молча покачала головой.
Если красивую девушку можно сравнить с привидением, то сейчас она выглядела именно так.
— Тогда почему вы оказались здесь? Достопримечательности осматривали? Мне кажется, что аэропорт Скипхол не относится к достопримечательностям Амстердама.
— Прекратите ваши неуместные расспросы. Разве вы не видите, что молодая леди расстроена? — крикнул Шредер и хмуро посмотрел на меня, словно подчеркивая, что именно я виновник ее расстройства.— Допрос — дело полиции!
