В Калуге в этот момент встретились двоюродные братья бояре Трубецкие, один из них – князь Юрий Никитич представлял столичную Боярскую думу и должен был привести город к присяге королевичу Владиславу, другой – князь Дмитрий Тимофеевич стоял во главе бывшей «воровской» Думы и не определившихся русских сторонников самозванца. Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой в итоге вынудил своего братца бежать из города «к Москве» и встал во главе объединенных калужских сил.
Казачий предводитель Иван Мартынович Заруцкий ушел со своими донцами в Тулу тогда, когда в Калуге еще не сделали окончательного выбора, кому присягать после смерти «царя Дмитрия». Раскол в войске самозванца привел к тому, что сторонникам королевича Владислава и сына Марины Мнишек было опасно находиться рядом. Скорее всего, Заруцкий и намеревался избежать возможных конфликтов. Если верно, что Марина Мнишек с сыном находилась под охраной казаков, то она тоже должна была уехать из присягавшей королевичу Владиславу Калуги в Тулу. А. Гиршберг ссылался на некое известие, полученное в королевском лагере под Смоленском, что прибыл тогда «Ляпунов с несколькими сотнями человек в Калугу и взял к себе этого царевича (сына Марины. – В. К.)» [433]. Однако русские источники ни о чем подобном не сообщают, хотя они едва ли могли пройти мимо такого примечательного события, как личные переговоры будущих руководителей земского ополчения Прокофия Ляпунова и князя Дмитрия Трубецкого. Кроме того, возникают вопросы: почему Прокофий Ляпунов не оставил «царевича» Ивана в Переелавле-Рязанском и как могла Марина Мнишек расстаться с сыном? Почему казаки, под охраной которых находилась «царица», согласились на это? Кажется, нет оснований говорить, что Марина Мнишек и «царевич» Иван стали пленниками. Казаки, поддерживавшие кандидатуру «царевича» Ивана Дмитриевича, должны были выказывать уважение и по отношению к «царице». Правда, вряд ли это было именно то, чего хотела сама Марина Мнишек, мечтавшая о воцарении в Москве. Но она, захваченная новыми материнскими чувствами, могла на это просто не обращать внимания.
Первоначальный сбор сил, шедших на Москву из Рязани с Прокофием Ляпуновым, был назначен в Коломне. Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой из Калуги и Иван Заруцкий из Тулы должны были сначала идти на Серпухов, а оттуда – на Москву. Но из «Нового летописца» известно, что Марина Мнишек оказалась в Коломне. Об этом же писал и автор «Пискаревского летописца»: «И она с малым пожила немного в Колуге, и перевели ея на Коломну воевода князь Дмитрей Трубецкой, да Ивашка Заруцкой, да Прокопей Ляпунов, по казачему воровскому умышленью» [434].
Когда и почему Марина Мнишек попала в Коломну?
Для коалиции, собравшейся под знамена Первого ополчения, еще не пришло время определяться, «за кого» они.
Пока что было достаточно знать, «против кого» они выступают. Главный вопрос об избрании царя, последний раз неудачно разрешенный во время летнего кризиса 1610 года, даже не поднимался. В крестоцеловальной записи, текст которой был принят ополченцами, говорилось следующее: «Яз имярек целую сей святый и животворящий крест Господень на том, что нам за православную християнскую веру и за Московское государьство стояти и от Московского государьства не отстати, а королю и королевичу полскому и литовскому креста не целовати, и не служити и не прямити ни в чем никоторыми делы, и с городы нам за Московское государьство на полских и на литовских людей стояти за-один» [435]. О кандидатуре сына Марины Мнишек в качестве претендента на русский престол в записи не упоминалось. Если он и мог рассматриваться как будущий «царь», то разве что казаками Заруцкого, под охраной которых находились бывшая тушинская «царица» и ее сын.
По сведениям «Пискаревского летописца», Коломна стала неким удельным центром Марины Мнишек, для чего был создан царицын двор, в состав которого вошли даже русские боярыни: «А была за нею Коломна вся, а чины у ней были царьския все: бояре, и дворяне, и дети боярские, и стольники, чашники и ключники, и всякие дворовые люди. А писалася царицею ко всем бояром и воеводам. А боярыни у нея были многия от радныя, и мать Трубецкого князя Дмитрея была же»
