Марина Мнишек - страница 136
Отвечая «царскому войску», Станислав Жолкевский полностью признал заслуги воинства, отказался от того, что помогал «москве», когда «царское войско» подступало к столице, более того, извинился за действия Ивана Салтыкова и даже заявил о том, что в другое время готов был бы наказать его. Ответ гетмана был составлен умно и дипломатично, потому что в нем больше говорилось о будущих, чем о текущих делах: «Слава войска не мало зависит также от положения дел царя». Гетман отвечал на те вопросы, ответы на которые от него больше всего ждали. Но это был не конкретный план действий, а скорее демонстрация намерений, в зависимости от того, что решат бояре (как будто они в этот момент ни о чем не договаривались с гетманом Жолкевским): «Если бы столица вскоре сдалась королевскому величеству, то король даст обеспечение его царскому величеству, а если столица сдастся царю, то гетман полагает, что король удовольствуется условиями, посланными к нему царем» [385]. В последней фразе речь шла об обещании «царика» завоевывать Швецию для Сигизмунда III.
Обращает на себя внимание еще один пункт гетманского ответа, показывающий, что могло ждать Московское государство, если бы оно снова стало искать претендента на престол среди русских бояр: «О продолжении этой борьбы, если бы столица стала отбиваться в осаде от обоих государей, гетман королевства желает сноситься с г. гетманом его царского величества». Да, далеко смотрел гетман Станислав Жолкевский, но пока такое развитие событий казалось маловероятным. Посланцы царского войска уехали обнадеженные коронным гетманом, чтобы продолжать войну под столицей.
17 (27) августа 1610 года московские бояре сделали окончательный выбор и присягнули королевичу Владиславу. Сложность состояла в том, что гетман Станислав Жолкевский, находясь под Москвой, действовал в соответствии со складывавшейся ситуацией и не успевал получить одобрение на каждый свой шаг. Так случилось и с кандидатурой королевича Владислава на русский престол. Гетману и боярам это казалось самым приемлемым компромиссом в отношениях между Московским государством и Речью Посполитой. Они решали своим договором и взаимной присягой многие проблемы, но в будущем устройстве Московского государства, вопреки недавним обещаниям Станислава Жолкевского послам «царского войска», не было никакого места для «царя Дмитрия» и его жены Марины Мнишек. В записи 17 (27) августа, выданной гетманом Станиславом Жолкевским московским боярам, говорилось: «А про вора, что называется царевичем Дмитрем Ивановичем, мне гетману вместе з бояры думати и печаль мети, як бы того вора изымати или убити». В случае скорого убийства самозванца, названного не «царем», а всего лишь претендентом на имя «царевича» Дмитрия, гетман соглашался отвести свое войско от столицы к Можайску и там ждать результатов переговоров московских послов с королем Сигизмундом III. Если же Вор и дальше «против стольного города Москвы похочет якое воровство или насильство чынити», то гетман Станислав Жолкевский обещал «против того вора стояти и бится с ним, а пана Сапегу с польскими и литовскими людьми от того вора отвести». Обе стороны прекрасно понимали, что с одними русскими отрядами самозванец не представлял никакой серьезной угрозы. Договорились совместно преследовать Вора до самого конца: «Штоб крови хрестиянское больш[е] не розливал и земля бы в тишине зостала».
Марина Мнишек тоже удостоилась отдельного упоминания в этой записи. Коронный гетман собирался отвезти ее обратно в Польшу: «А Марыне Мнишковне, которая была за убитым рострыгою Гришком Отрепьевым и з нинешним вором по Московском господарьстве ходит, господаринею московскою не называтися, и смуты никоторое вперед в Московском господарьстве не делати»
