Фредрика расхохоталась от такой наглости.
— С тобой все хорошо? — озабоченно поинтересовался он, услышав ее смех.
Он обошел вокруг автомобиля, чтобы открыть ей дверь. Фредрика опередила его и распахнула дверь как раз, когда он оказался у капота.
— Смотри, — победно воскликнула она. — Я сама умею выходить из машины!
— Да при чем тут это, — буркнул Спенсер, для которого открыть дверь для своей женщины было делом принципа.
«Пусть открывает двери той своей бабе», — сердито подумала Фредрика, но вслух ничего не сказала.
Маму она увидела в кухонном окне, выходящем на улицу. Им обеим часто приходилось слышать, что они похожи. Фредрика помахала рукой. Мать помахала в ответ, но, судя по выражению ее лица, она, хоть и подготовилась, была шокирована видом дочери на последних сроках беременности в компании ровесника ее мужа.
— Все хорошо? — спросила Фредрика и вложила ладонь в руку Спенсера.
— Все будет в порядке, — сказал он, сжав ее руку в своей теплой ладони. — Мой опыт подобных ситуаций подсказывает, что хуже уже не будет.
Что сие должно было означать, Фредрика не имела ни малейшего понятия.
Но началось все с ерунды. Она согласилась выпить бокал вина, хотя ей его не предложили.
— Фредрика, — воскликнула мать, — неужели ты пьешь во время беременности?!
— О боже, мама, — сказала Фредрика, — в континентальной Европе беременные пили на протяжении столетий. Институт народного здравоохранения Великобритании недавно поменял свои рекомендации и утверждает, что два бокала в неделю можно себе позволить без каких-либо проблем.
Мама, которая, видимо, не слишком доверяла доводам британских ученых, посмотрела на дочь словно на умалишенную, когда та поднесла бокал с вином ко рту и отпила глоток.
— Хорошее вино, — сказала Фредрика и с довольной улыбкой посмотрела на отца, который тоже выглядел обескураженным.
— Надеюсь, ты не стала выпивать, с тех пор как начала работать в полиции? — с беспокойством спросил он.
— Да что же это такое? — со стоном сказала Фредрика, не зная, плакать ей или смеяться.
Родители одарили ее долгим взглядом, но ничего не сказали.
То, как они расселись за столом, напомнило Фредрике, как она рассаживала в детстве своих кукол. Мама и папа по одну сторону стола, а гости по другую.
«Я здесь гостья, — поразилась она. — В доме своих родителей».
Она попыталась вспомнить, когда в последний раз знакомила кого-нибудь с родителями, и призналась себе, что это было уже давно. Точнее, десять лет назад. Молодого человека звали Элвис, что бесконечно забавляло маму.
— Насколько я понимаю, вы работаете в Упсальском университете? — услышала она голос отца.
— Верно, — ответил Спенсер. — Страшно признаться, но я работаю там уже почти тридцать пять лет.
Он громко рассмеялся и не заметил, как напряглись родители Фредрики.
«Вообще-то у них должно быть много общего, — подумала Фредрика. — Спенсеру ведь всего на десять лет меньше, чем папе».
Ее снова стал разбирать хохот, как только что в машине. Сдерживаясь, она тихонько прокашлялась. Попросила у матери еще соуса к такому вкусному мясу. Похвалила выбор отцом вина, но поняла, что зря — этим она опять напомнила родителям о том, что употребляет алкоголь, несмотря на беременность. Отец поинтересовался, как дела на работе, и она сказала, что все хорошо. А в ответ на мамин вопрос — спит ли она по ночам — Фредрика ответила: «Иногда».
— Ты ведь на ночь не остаешься одна? — Мама встревоженно покосилась на Спенсера.
— Всякое бывает, — уклончиво ответила Фредрика.
— Вот как, — произнесла мать.
— Ага, — произнес отец.
Стало тихо. Тишина может быть и благословением, и проклятием, смотря по обстоятельствам. В данном случае сомнений не было: ужин в молчании предвещал катастрофу.
Фредрика не могла отделаться от раздражения. А что ожидали увидеть родители? Они знали, что Спенсер женат, знали, что она часто ночует одна, знали, что и ребенка ей придется воспитывать в общем-то в одиночку. Нестандартная — вот самое малое, что можно было сказать об их со Спенсером договоренности, хотя в семье Бергман и прежде случались нестандартные истории. К примеру, дядя Фредрики — папин родной брат — уже в середине шестидесятых в открытую признался, что он гей. Тем не менее его по-прежнему привечали у них в доме.
