Тем не менее, XIX век, великий архивист, почти не внес собственного вклада в постижение социальной и политической роли женщин в эпоху Возрождения. Он унаследовал от второй половины века Просвещения больше, чем ему казалось, он обращался к накопившимся рассуждениям и систематизировал их. Однако на содержание этих массовых исторических исследований весьма вредное влияние оказывали два новых фактора: первым было возрождение беллетристики, требующей «местного колорита», которая, не довольствуясь свободным полетом воображения, вторгалась в историческую сферу, вторым — обострение социальных противоречий, пришедшееся на этот период, и зарождение феминистского движения, которое отныне почти не претерпит спадов, породит самую главную полемику — о разделе политической власти, и в течение всего века будет поддерживать особый интерес к истории женщин.
Знатные дамы старого порядка — вновь на скамье подсудимых
Желая точнее определить новый политический строй и не допустить к зарождающейся «демократии» большинство претендентов на декларированное равенство, класс, пришедший к власти, с самого начала XIX в. принялся обуздывать социальную группу, которая была для него самой первой соперницей, потому что объективно никаких оснований для ее отстранения не существовало, — женщин[763]. Революция уже «уладила» некоторые вопросы: женщины не имели политических прав, не допускались к службе в армии, им было запрещено объединяться в союзы и присутствовать на собраниях. Оставалось официально включить их приниженное положение в гражданское право и, главное, добиться идеологического и нравственного консенсуса насчет такого положения. Первая цель была достигнута в 1804 г., когда в силу вступил, более чем на век, «Кодекс Наполеона», сделавший всех женщин пожизненно несовершеннолетними. Второй добиваться надо было долго, ведь требовалось доказать, что «женщина есть существо домашнее, тогда как мужчина — персонаж публичный», как сформулировал Виктор Кузен[764]. За эту задачу возьмутся все женоненавистники того века, начиная с Сильвена Марешаля, который в «Законопроекте о запрете обучать женщин чтению» (1801) утверждал, «что Маргарита Наваррская, первая жена Генриха IV, была бы менее распущенной, если бы не умела писать», и увязывал вопрос знания с вопросом власти: «Женщина-поэт — маленькое моральное и литературное уродство, так же как женщина-государь — политическое уродство»[765].
Это наступление по всему фронту вызвало со стороны всех социальных категорий женщин резкий протест, в котором решающую роль играла свежая память о Старом порядке. В то время как мадам де Сталь открыто противостояла императору, вновь начали славить знаменитых женщин французской истории — форма этого прославления, похоже, по сравнению с предреволюционными десятилетиями ни в чем не изменилась, но дух стал совсем другим, потому что теперь за это взялись женщины. Это была эпоха, когда Фортюне Брике составила свой «Словарь француженок» (1804), когда м-ль де Вовильер написала «Историю Жанны д'Альбре» (1818), когда г-жа Дюпен издала книгу «Франция, прославленная своими женщинами» (1833). В большинстве этих произведений Маргарита упоминается кратко и сдержанно. Брике опиралась на труд Монже и отсылала к нему. Руйон-Пети в своей «Истории королев Франции» вдохновлялся скорей книгами Мезере, выделяя в королеве «причудливое соединение талантов и недостатков, добродетелей и пороков»[766]. Любопытно отметить, что некоторые авторы упоминали ее стихи, которые все еще никто не издал, но которые, видимо, были вполне представлены в коллекциях любителей и о которых издатели Ла Круа дю Мена незадолго до Революции говорили как о «неплохих». Брике считала, что «в них были удачные строки», и Ла Мезанжер уточнял, что они «очень хороши для своего времени»[767]. Несомненно, эти мнения подвигли издателей впервые опубликовать три стихотворения королевы — в антологии «Французские поэты с XII в. до Малерба», вышедшей в 1824 г.
Накопление свидетельств до 1848 г
Повышение интереса к историческим документам выразилось в первой половине XIX в. В создании трех огромных серий «Мемуаров», которые издавали в течение двух десятилетий Петито и Монмерке (1819–1829), Бюшон (1836) и Мишо и Пужула (1836–1839). Другие издатели тоже принялись за это дело, давая возможность публике приобрести произведения, ставшие редкостью (Брантома, Кастельно, Шеверни, Летуаля, Мерже, Сюлли, Тюренна…), и знакомя ее со многими ранее неизданными текстами.
