— А ведь и Ольга пропала, — сказал Макарка.
— Ты откуда знашь? — поразился Акимка.
— Мать на богатую Настасью робила, — объяснил тот. — Почти даром. Такая жадюга эта Настасья, сегодня всем нанятым отказала и в работе, и в плате. Вот мы и решились наконец возвращаться. Чего тут боле ловить?
Акимка кивнул и спросил:
— Так что про Ольгу-то?
— А тоже как в воду канула. Нигде нет. Люди Григорьевой по всему городу рыщут. Мать сказыват, что боярыня аж позеленела от злобы, на всех бросается, хоть на цепь сажай.
— От такой и я бы убегла, — сказала Варя и, немного подумав, предположила вдруг: — А уж не на пару ли с Ваней они сокрылись?..
— Дурёха! — пренебрежительно отозвался Макарка. — Ивану-то от кого сбегать! Как сыр в масле катался, ему всё дозволяла бабка-то, Марфа-боярыня.
Акимке до смерти хотелось рассказать им обоим про Ольгу, похвастаться своей хитростью да ловкостью, и большого труда стоило ему промолчать. «Пока из города не выехали, как бы не сглазить», — подумал он и зауважал себя за собственную выдержку.
— Свидимся авось, — протянул ему руку Макарка.
— И мне верится, что не навек прощаемся, — сказала Варя. — И что с Ваней не случится беды...
Она слегка покраснела, но Акимка уже торопился вовсю и не обратил на это внимания.
В это же самое время к терему Марфы Ивановны Борецкой подъехал отряд из пяти всадников. Великая боярыня вышла на крыльцо и молча встретила незваных гостей. Воины спешились, один из них шагнул к великой боярыне и объявил ей волю великого князя Московского. Та, не меняя гордого и слегка презрительного выражения на лице, промолвила что-то в ответ, повернулась к нему спиной и вошла в терем.
Олена из стекольчатого окошка верхней светёлки смотрела вниз, и сердце её готово было разорваться от отчаяния. В предводителе московского отряда она узнала того самого молодого красавца, что весною явился к ним с великокняжеской грамотой, жаловавшей в бояре московские брата Дмитрия. Сколько раз с тех пор вторгался он в её сны!.. С каким равнодушием встречала она с тех пор восторженные взгляды родовитых новгородских щёголей!.. Боже, какая она была глупая, на что надеялась, чего ждала?.. Нет уже Дмитрия в живых, лжой оказалась милость московская. И вновь этот молодой князь, приехавший со злобным намерением отнять, увезти, погубить Ваню Борецкого, язвит её своей красотою, будто диавол искушающий.
Она видела, как он, постояв в задумчивости, подошёл к Капитолине и та начала кричать и размахивать руками, указывая в сторону двери, которая захлопнулась за Марфой Ивановной. Затем тот обратился к Фёдору, и брат долго объяснял что-то, будто извинялся, и видеть это Олёне было больно и унизительно. Краем глаза она заметила Якова Короба, стоявшего за воротами и заглядывавшего внутрь двора, не решаясь войти. И так стало ей противно на душе, будто вынули её из тела и извозили в грязи. Она отошла от окна, легла на постель и долго, без слёз, смотрела в потолок, потеряв ощущение времени, и жалела о том, что она ещё молода и так долго ждать ей спасительной смерти, которая избавит от душевных мук и страданий.
Андрей Холмский, убедившись, что сына казнённого боярина Дмитрия Борецкого и в самом деле нет здесь, обрадовался этому обстоятельству, ибо поручение великого князя тяготило и смущало его. Теперь можно было не опасаться обвинения в невыполнении приказа, благо свидетели есть. А то, что Ивана Борецкого могли спрятать или услать в дальнюю вотчину, то уже не его забота. Другие дела торопят.
Андрей скользнул взглядом по окнам высокого терема, словно надеясь кого-то увидеть, однако не заметил никого и дал знак своим людям садиться в сёдла.
Спустя час из Новгорода выехали полтора десятка запряжённых телег с мастерами-строителями, домочадцами их и не слишком большим скарбом и в сопровождении московской дружины загромыхали по ещё не размокшей дороге на Русу.
Выехав со двора, Никита поначалу быстро следовал по Великой улице за Двинкой. Однако овчарка скоро начала беспокоиться, делать круги, возвращаться назад и наконец вовсе остановилась, поджав хвост и виновато глядя на Никиту.
