Марфа окаянная - страница 11

Олёна спохватилась, ахнула и быстро спрятала ладошкой приоткрытый рот.

Бабы дружелюбно смеялись, мужики удовлетворённо поглаживали бороды.

В дверь заглянул один из прислужников на пиру:

   — Фрол, иди пособи. Кузьма на лестнице ногу подвернул.

Фрол, рябоватый мужичок лет сорока, нехотя поднялся с лавки, ворча:

   — С утра на ногах, а спокою не дождёсси.

Кур быстро взглянул на него, что-то мелькнуло в хитрых глазках.

   — Фрол, а, Фрол? Хошь, подменю?

   — Как это? — не понял тот.

   — Заместо тебя господам прислужу, — объяснил, посмеиваясь, скоморох. — А ты сиди себе у печи, жуп калачи.

   — Язык у тебя без костей, — хмыкнула Настя.

Эк выдумал чего!

   — Хочу на великую боярыню поглядеть, — сказал Кур. — Слыхом-то не раз слыхивал, а видом не видывал.

   — Не знаю прямо... — засомневался Фрол.

   — Да ты своей бородой всех распугать! — выкрикнул Захар.

   — Это поправим, — согласился Кур, вынул из кармана штанов красивый резной гребень и, макая его в пиво, действительно унял косматость смоляной бороды. Подтолкнул прислужника: — Поторопимся, бояре ждать не любят. Одёжу Кузьмы мне дай, — и вслед за ним выскользнул за дверь.

Фрол, хлопая глазами, растерянно озирался по сторонам, будто спрашивая: не выйдет ли худого из этой затеи. Не только он, все ощущали какое-то смутное беспокойство. Кур устроил всё так быстро, что ни воз разить, ни остановить его никто не успел. Более других досадовала Настя — не рассмотрела поближе дивный костяной гребень, стоивший, по-видимому, недёшево, не по скоморошьему достатку.

Ваня давно приметил, что, пока всеобщим вниманием владел Кур, другие скоморохи от него отстранились, не подыгрывали шуткам, не участвовали в веселье. Молчала музыка. Теперь же лица их посветлели, оживились. Старый седоусый гусляр провёл пальцами по струнам. Гусли отозвались тихо и нежно, словно успокаивая. Ещё один перебор — зазвучали торжественно.

— Про Акулину-королевичну, Онуфрич, — подсказал молодой скоморох.

Гусляр согласно наклонил голову и запел красивым чистым тенором:

Повеяло праздником, ясным, возвышенным. Слушатели улыбались друг другу: «Так, так: глупый хвастает молодой женой...» Удалое ёрничество Кура показалось бы сейчас неуместным, непристойным. А настоящее — вот оно, в понятных родных словах народной былины.

Возгласы одобрения, радостный гомон, здравицы славному гусляру, бульканье пива — всего этого Ваня уже не слышал. Он крепко спал, прислонившись головой к Олёниному плечу. Никита бережно поднял его на руки и отнёс в горенку. Слуги убирали грязную посуду, сворачивали запачканные вином и жиром скатерти, подметали и мыли полы при тусклом свете догорающих свечей. Хлебосольный терем великой боярыни Марфы Ивановны Борецкой постепенно успокаивался.