Одним из любимых занятий Маресьева и его друзей была рыбалка. Когда бреднем, когда удочками, когда донками они налавливали не меньше ведра стерлядок, окуньков, красноперок… А раков ловили руками, доставали их из нор. Тут же на берегу разводили костер, доставали заранее припасенные несколько картофелин, луковиц, пшено и варили уху. И не было ничего вкуснее этого настоящего рыбацкого блюда… К месту сказать, до конца своих дней Маресьев не признавал лучшей рыбы, чем в родной Волге. Когда его старший сын Виктор, бывало, приносил рыбу со столичного рынка, он, улыбаясь, говорил: «Разве это рыба, вот в Камышине!»
Река не только кормила, но давала силы и поправляла здоровье. Частенько наш герой выступал инициатором рискованных забав: подныривал под плоты, забирался в заросшие камышом глухие места. Из такого же рода небезопасных забав была еще игра, правила которой заключались в том, кто дольше продержится под водой. Сидит, к примеру, Маресьев на дне, а ребята ведут отсчет времени. Уже, казалось бы, пора и выныривать, ан нет, он характер свой показывает. И пока в висках не застучит — не высунет голову из воды. А еще Алексей любил устраивать вместе с друзьями регаты на бударках — так называли они свои плетеные суденышки. Соревновались настолько азартно, что на руках от весел оставались кровавые мозоли.
Не считали камышинские пацаны большим прегрешением совершать набеги на чужие сады и огороды. Лихо обнести чей-нибудь сад из тех, что находились в огромном количестве за лесозаводом, было для Алексея и его друзей делом привычным. Совершали они вылазки и на многочисленные бахчи, окружавшие с разных сторон город. Правда, взрослея, ребята это занятие бросали. Понимали: так делать нельзя. Но зато их эстафету принимали младшие по возрасту. И так из поколения в поколение.
Зимой главным развлечением камышинских мальчишек были лыжи и коньки. Весь этот спортивный инвентарь был самодельного или кустарного производства. Для Алексея коньки сделал кузнец, у которого мать брала стирать белье. Это были маленькие деревянные колодочки с металлическим полозом из толстой проволоки и дырками по бокам. С помощью веревочек и палочек наш герой прикреплял эти колодочки к валенкам. В них он скользил с попутным ветром по гладкому льду реки или мчался наперегонки со сверстниками. На лыжах, тоже самодельных, Алексей любил скатываться с самых крутых берегов Волги.
«Вольное дыхание великой реки, ощущение безмерности ее простора и всюду подстерегающих волгаря опасностей. Коварство перекатов, буйство штормовых ветров, неистовство гроз, черная темень осенних ночей и предательская шаткость трапов — все это приучает здесь к дерзкому панибратству со стихией, близкой и столь же враждебной, жестокой к промашкам и трусости. С духовной крылатостью Волга дарит умельство, ястребиную остроту глаза, твердость руки, от верности которой иногда зависит жизнь», — читаем в воспоминаниях писателя А. Красильникова, хорошо знавшего жизнь волжского края.
На этих широких и вольных волжских просторах постепенно складывался, словно дом по кирпичику, характер Маресьева — упорный, настойчивый, цельный. Вспоминая о своих детских годах, он как-то сказал, что только «две мамы» помогли ему победить болезни и стать летчиком: «Мама родная да матушка-Волга, в которой я плавал и закалялся».
В 1930 году Алексей успешно окончил шесть классов железнодорожной школы — именно в ней он продолжал учиться после начальной Старогородской. Теперь новым учебным заведением для него стала школа фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), которая была при лесозаводе. На заводе в свое время работал отец. Теперь здесь трудились мать и два его брата. Алексей, можно сказать, пошел по семейным стопам. Каждое утро под тягучий заводской гудок он вместе с другим рабочим людом спешил на завод. В «фазанке», как называли школу, Маресьев учился на токаря по металлу и одновременно работал. По первой рабочей профессии он был масленщиком — смазывал маслом, солидолом механизмы машин и станков. Что касается токарного дела, то оно ему давалось легко, поскольку техника, всякие «железки» были его страстью.
