— Считай, что я вернул тебе сперму, которая пролилась сквозь дыру в резинке, — прошипел с пола Марат.
Он подтянул ноги и съежился, ждал, что тот ударит его ногой в пах или в живот, но Буаньи не шевелился. Он с перекошенным лицом смотрел на сына. И Марат вдруг начал понимать, что тот видит. От этого чувства его замутило.
Буаньи видел себя. И Марат, глядя в его лицо, тоже увидел себя. Он вдруг узнал свои порочные губы, вдруг понял, какими они будут, если он проживет еще сорок лет. Он узнал свои яростные глаза, склонные к тому, чтобы воспаляться, покрываясь сеткой красных капилляров. Он узнал под слоем жира свои мощные плечи и руки, которыми он так много убивал.
И одновременно обострились противоречия. У его отца был другой нос, разбитый и толстый. Его лицо, более округлое и намного более темное, казалось огромной подгнившей сливой с глазами.
— Он убил Атреско? — переспросил Буаньи.
— Да, — подтвердил Фахид.
— Только его? — поинтересовался отец Марата.
— Нет, господин, — сказал сыщик. — Он убил его охранника и водителя его машины. Потом он убил несколько проституток.
— Сколько? — спросил Буаньи.
— Нашли пять изувеченных тел, — ответил Фахид. — Следы одного ножа. Но это не все.
Араб сделал почтительную паузу, но чернокожий толстяк молчал, глядя на сына.
— В районе Нгокро кое-кто считает, что до этого он убил своего одноклассника из школы для бедных. Он мог убивать постоянно. Но в последнее время его преступления стали слишком очевидны.
— Я убил Камилу, — сказал Марат. Он безумно улыбнулся, когда увидел, как дрогнуло лицо отца. Он поразил его.
— Я задушил ее, — продолжал он, — а потом пошел в школу.
— Да он просто маньяк, — вслух подумал Буаньи.
Марат облизнул губы.
— Она рассказала, как ты трахал ее, — добавил он. — Я случайность. Случайность, которая убивает.
— Сэр, — разорвал монолог Марата Фахид, — наемники были бы рады убить его прямо на месте. К этому все располагало. Но я не мог позволить им казнить Вашего сына, как простого преступника.
Буаньи тяжело вздохнул.
— Ты все правильно сделал, — сказал он. — Если никто не начнет говорить об этом, я буду доверять тебе еще больше.
— Господин, это честь для меня, — ответил Фахид.
— Что бы ты сделал на моем месте? — спросил Буаньи.
— Отпусти меня, — предложил Марат.
Фахид склонил голову.
— Мне не пристало думать об этом, — сказал он, — но я не мог не задать себе этого вопроса, когда вез его сюда.
Он замолчал, обдумывая следующую фразу. Буаньи ему не мешал.
— Человек не может сам отвечать на такие вопросы. Для этого есть традиция. Я знаю хадис Сахих аль-Джами. Он гласит: «Ты и твое имущество принадлежат твоему отцу».
Фахид говорил очень медленно. Слова разлетались под мраморным сводом приемного зала.
— Есть другой хадис. Достойный человек говорил, что слышал эти слова из уст Посланника Аллаха. Он передал: «Отец не может быть казнен за убийство собственного сына».
— Ты предлагаешь мне убить его? — уточнил Буаньи.
— Ты не можешь, — сказал с пола Марат. — Никто не может.
Его слова остались без внимания.
— Нет, господин, — ответил Фахид. — Как я могу предлагать Вам убить родного сына? Последний хадис толковали по-разному. Имам Малик говорил, что отца нельзя наказывать, если он убил сына случайно, когда учил его побоями.
— Малик — это проститутка, которую я убил, — сообщил Марат.
Буаньи сухо рассмеялся.
— Мне нравится имам Малик, — сказал он, — но какой смысл учить сумасшедшего?
— Он не совсем безумен, — сказал Фахид. — Эту девушку по чистой случайности действительно звали Малик.
Наступила тишина. Буаньи опустил на сына свой тяжелый медленный взгляд.
— Я хочу дом, как у тебя, и машину с кондиционером, — сказал Марат. — Ты должен дать их мне.
— Если ты в своем уме, — ответил ему отец, — то ты самая наглая мразь из всех, что валялись на этом полу.
Марат засмеялся.
— Если ты не сделаешь этого, я тебя убью, — обещал он.
Буаньи тоже засмеялся.
— Он меня убьет, — повторил он.
Марат в ярости зашипел на него. Отец смеялся над ним, как когда-то смеялся его юрист Ульрих. «Он не верит, — подумал Марат, — он не знает, какая во мне сила». Он задергался между натянутыми наручниками.
