На пути к господству в КПК Мао еще предстояло пройти большой путь. На совещании в Цзуньи Мао был введен в состав Секретариата ЦК (выполнявшего в то время роль Постоянного комитета Политбюро) и фактически занял пост руководителя Военного совета ЦК Компартии Китая.
Лишь на VII съезде партии (1945 г.) Мао удалось официально закрепить за собой пост председателя ЦК КПК, который он учредил и занял в обход пленума ЦК КПК в ходе чистки, предшествовавшей съезду. Позднее, после VII съезда, в середине 1946 года, с началом гоминьдановского наступления ЦК КПК создал шесть бюро по районам, которые соответствовали шести крупным войсковым соединениям. Общее политическое и военное руководство осуществляли ЦК КПК и Народно-революционный военный совет под председательством Мао Цзэдуна. Главнокомандующим НОА был Чжу Дэ. 19 марта 1947 г. гоминьдановцам удалось захватить Яньань. После этого руководство ЦК разделилось: одна часть во главе с Мао осталась в северной части Шэньси, другая часть — рабочий комитет ЦК КПК во главе с Лю Шаоци — обосновалась в провинции Хэбэй. Фактически же главной базой китайской революции в этот период был Северо-Восточный Китай. Здесь с помощью Советского Союза была создана военно-революционная база, сыгравшая решающую роль в победе китайской революции и образовании КНР.
Попробуем еще раз поразмышлять о том, почему именно Мао Цзэдун, а не кто-либо другой, выдвинулся на роль единоличного руководителя КПК — роль, на которую, как мы видели, претендовали многие деятели партии. Только очень ограниченные люди могут думать, что история детерминирована до деталей и лиц, и все же эта «случайность» была обусловлена. Объяснение нужно искать, как нам думается, в исторических обстоятельствах того времени.
Прежде всего сыграла роль обстановка внутри руководства КПК, где шла беспрестанная борьба различных группировок как по принципиальным вопросам стратегии и тактики китайской революции, так и вокруг проблем личной власти, влияния, престижа.
В условиях непрерывных боев с войсками Чан Кайши и других милитаристов, жестоких преследований коммунистов, особенно их руководителей в основных городах Китая, внутренняя борьба и разобщенность выступали как особая опасность, представляя собой едва ли не одну из коренных проблем в КПК. Единство, твердое руководство, дисциплина и порядок становились настоятельным требованием момента. Многие в партии, и в особенности среди военных, видели выход в выдвижении вождя, способного покончить с бесконечной борьбой и групповщиной. Были и такие в руководстве КПК, которые ждали лидера с железной хваткой, способного внести элемент жесткого порядка в разбушевавшуюся стихию, управления партией с ее постоянной сменой лидеров, каждый из которых уходил с руководящего поста с клеймом «правого» или «левого» оппортуниста, «троцкиста», «догматика», «эмпирика».
Вторая, не менее важная причина — характер обстановки в стране и во всем мире. Разбойничье нападение Японии на Китай, которое создало угрозу полного порабощения страны, не могло не углубить национально-освободительную направленность надвигавшейся революции. Патриотическое антияпонское движение охватывало все более широкие слои рабочих, крестьян, интеллигенции. Партия не могла стоять в стороне от этого и концентрировать по-прежнему свои усилия исключительно на борьбе с гоминьданом. Назрела необходимость поворота в ее стратегии и тактике, требовавшего единства действий со всеми прогрессивными силами страны против японских захватчиков.
Мао Цзэдун всей своей прежней деятельностью показал, что на первом месте для него стоит проблема национального возрождения.
Эми Сяо, восторженно характеризуя деятельность Мао Цзэдуна в середине 30-х годов, с восхищением цитирует его слова в защиту национальной свободы и величия китайского народа. Вот эти слова: «Китайский народ не стадо послушных овец. Он представляет великую нацию с богатой историей, благородным национальным самосознанием и высоким пониманием человеческой справедливости. Во имя национального самоуважения, человеческой справедливости и желания жить на своей собственной земле китайский народ никогда не допустит, чтобы японский фашизм превратил его в раба»