Под подозрительными взглядами патруля Сергей улыбнулся, пожал плечами и отошел в сторону. Из-под стволов автоматов, с пути собственной "девятки". Бывшей. Проводил ее взглядом. Что-что, а вернуть ее сейчас не светило. Если и повезет, то позже, когда пойдет другая борьба за одну-единственную человеческую жизнь.
Дмитрий Юрьевич Шевцов вышел на балкон, чтобы немного размяться после сидения перед ночным телеэкраном, вовсе не по неодолимой потребности, но скорее по привычке. Вопреки врачебным рекомендациям зарядку делал он не только утром, но и поздним вечером. На крепость бицепсов Дмитрий Юрьевич не жаловался. Но не по себе стало и ему, когда возле своих "жигулей" он увидел копошащуюся в едва разжиженной околоподъездным фонарем тьме некую троицу. Близкий к пенсионному возрасту, Шевцов вовсе не отличался легкомыслием, но позднее возвращение домой с еженедельного преферанса, необходимость завтра рано подняться и удаленность гаража сделали свое дело. К политике Дмитрий Юрьевич относился с легким пренебрежением, как к неподходящей для солидных людей теме для разговоров. Политика - дело забавное, пока она не постучалась к тебе в дверь или не вломилась в окошко, что случается чаще. Однако под балконом девятого - последнего этажа тихо возилась вовсе не политика.
Работа велась профессионально, и подготовительный этап в целом близился к завершению. Красная, надраенная "семерка", словно на поводок, была уже взята на трос. Возившийся с креплением негодяй привычно, будто в свою, нырнул в машину, салон которой был ухожен и вылизан Шевцовым. "Не роскошь, а средство передвижения!" С той поры, когда его рыночная цена (а иной, можно сказать, и не существовало) окончательно стала шестизначной, даже последняя развалюха превратилась в предмет роскоши.
- Вы что, мерзавцы, делаете? Убирайтесь, пока милицию не вызвал!
Возмущенный окрик вызвал некоторое замешательство, однако никого особенно не испугал. Те, что копошились внизу, испытали скорее досаду, чем трусливую дрожь.
- Побойся Бога, дядя! Какая сейчас милиция? Все на площади! - гнусная физиономия показалась из салона "семерки". - Их оттуда сейчас за уши не оттащишь - куски делят! И какого пирога! Сколько ты там отстегнешь за свою тачку, старый пердун? Вот то-то! Так что, давай, звони. А то могу и к тебе подняться. Откроешь? Пошуруем, хотя и работа не по профилю!
Донеслось утробное ржание, хорошо слышное с высоты, и внезапно оборвалось - Шевцов не промахнулся, седин не посрамил. Пришлось угонщикам по достоинству оценить результаты поздней зарядки. И соответствующий инвентарь...
Пудовая гиря со свистом прорезала ночной воздух. Грохот при ее приземлении вполне мог посоперничать с разрывом ядра средней убойности. По счастью, осколков не было. Водитель светлой "девятки" - "зубила", взявшего машину Шевцова на абордаж, оказался везунчиком. Не хватило нескольких сантиметров. Пробив капот, вывалив двигатель и едва не взломав слой асфальта, гиря даже не деформировалась при ударе.
Как заяц, до инфаркта перепуганный ружейным выстрелом, рванулся прочь из салона красной "семерки" зубоскал-угонщик, забыв о напарнике, сидевшем за рулем "зубила". Впрочем, водить тому уже было нечего. Откинув дверцу, он буквально выпал из машины, пошатываясь, добрел до бетонной опоры фонаря и вцепился в нее. Постоял, а затем медленно двинулся вслед за пустившимся наутек дружком...
Милиция, поголовно задействованная в районе площади, тем не менее появилась, хоть и не скоро. Видимо, просто патрульная машина проезжала мимо, а руины "зубила" нельзя было не заметить... Но патруль не прогадал работы хоть и прибавилось, но началась она неожиданно удачно и в дальнейшем особых проблем не сулила.
Неспроста не ночевал дома Сергей Александрович Углов. Правда, по имени-отчеству называть его стали совсем недавно, со времени вступления в должность директора. Только что толку от этого? Слишком многое пришлось перетерпеть. Страх, колебания, тоска - то, что было внутри, не было никому доступно и касалось его одного, - теперь становились реальностью.
"Ох, не вовремя это с машиной! Ладно - дорого. Да груз куда дороже! Не деньгами - развеянными жизнями меряется. Да и на это плевать, если бы не развеял он только одну, ту, что всех важнее... собственную, его, Углова. Такую не круглую..."
