Впоследствии, в мемуарах Маннергейм пытался представить свои контакты с гитлеровской Германией в самом безобидном свете, показать, что они, по сути, не выходили за чисто технические рамки: «Летом Геринг, министр-президент Пруссии и одновременно командующий ВВС Германии, пригласил меня посетить немецкие авиационные заводы. Поскольку мне было желательно пополнить представления о развитии авиационной техники, полученные мной на выставке в Хендоне, я принял приглашение и в сентябре выехал в Берлин. Поездка оказалась весьма плодотворной, убедившей меня в том, что новые руководители Германии искусно и быстро создают вооруженные силы, и прежде всего ВВС. Благодаря ключевому положению Геринга именно воздушным силам выделялись самые крупные суммы. Начиная с шикарного, продолжавшегося строиться здания министерства авиации повсюду видно было только новое и современное. В особенности так обстояло дело с огромными и мощными заводами Юнкерса и Хейнкеля, а продемонстрированные мне типы самолетов были равноценны, если не сказать превосходили те типы, которые я видел год назад в Хендоне. Мне также предоставили возможность познакомиться с подготовкой летного состава. Здесь я впервые увидел, как на первом этапе летчиков обучают на планерах. Возвратившись домой, я поднял этот вопрос перед руководством наших ВВС и добился того, чтобы Союз содействия авиации также проявил интерес к этому дешевому и эффективному методу обучения». Совершенно очевидно, что маршал был кровно заинтересован в том, чтобы его тесные связи с Третьим рейхом не стали достоянием общественности. Поэтому всерьез принимать то, что он писал по данному вопросу в своих мемуарах, не приходится. Что же происходило в реальности?
А в реальности практически сразу же после возвращения из Берлина Маннергейм распорядился активизировать деятельность финского военного представительства в Германии. Маршал старался тщательно избегать односторонней ориентации на одну из европейских держав, однако финско-германские связи стали стремительно укрепляться. В 1935 году Геринг пригласил Маннергейма на охоту в Роминтен в Восточной Пруссии. Эти знаменитые охотничьи угодья ценились еще германским императором Вильгельмом II. Дни пролетели незаметно, Маннергейм чувствовал себя в близкой и родной для него среде европейской аристократии.
В своих мемуарах маршал описывал беседу с английским королем, состоявшуюся в 1936 году: «Король перевел разговор на проблемы Германии, спросил, был ли я там недавно и как я оцениваю развитие событий. Я заметил, что, какого бы мнения ни придерживались о национал-социализме, нельзя отрицать одного обстоятельства: он покончил с коммунизмом в Германии на пользу всей западной культуре. Король сказал, что придерживается того же мнения, а я, продолжив беседу, заметил, что нельзя поддаваться чувствам при оценке отношений к этой стране. Наступит день, когда национал-социалистическое руководство будет заменено другой системой, но несомненный факт останется неизменным: власть немецких коммунистов уничтожена. Король заявил, что считает коммунизм опасностью для всего мира». Какая прекрасная гармония! Как и многие западные политики, Маннергейм искренне считал, что нацисты лучше большевиков и уничтожение «коммунизма» – та заслуга, благодаря которой им можно простить все их недостатки. Не стоит давать этому слишком резкую оценку; он был «пособником Гитлера» не в большей, но и не в меньшей степени, чем другие представители тогдашней политической и военной элиты демократических европейских стран. Однако, думается, при установке мемориальной доски эту позицию маршала стоило бы учесть. Однако, как мы уже выяснили, мемуары тоже можно читать весьма избирательно.
Третий «охотничий» визит Маннергейма в Германию состоялся в 1937 году и также оказался весьма успешным. Радушный Геринг не только развлекал своего гостя, но и вел с ним серьезные политические беседы. Оба согласились в том, что большевизм крайне опасен, а Советский Союз наращивает свои силы. Военное сотрудничество набирало обороты – летом 1937 года Хельсинки демонстративно посетила большая группа германских подлодок. Это было явственным символом если не союза, то политического сближения двух стран.
