Молчание. АЛЯ, не отрываясь, смотрит на ПЕТРА. Быстро побежала по комнате, открыла холодильник. Загремела кастрюлями, сковородками. Ставит что-то на стол.
АЛЯ. Что ж ты раньше не сказал? Голодный год, что ли? Жалко, что ли? Ешь, сколько хочешь… Попросил бы да и все… Мне ведь не жалко, ты что? Ешь, ешь, давай, ешь, ну? На, на, на…
ПЕТР быстро ест. АЛЯ с ужасом почему-то смотрит на него. Села. Оперлась рукой на стол.
(Шепчет, чуть не плача). Ешь, Эдик, ешь..
ПЕТР. Какой Эдик?
АЛЯ. Ты, ты – Эдик…
ПЕТР. Мужика твоего Эдиком зовут, что ли. (Ест). Спутала?
АЛЯ. Тебя Эдиком зовут… Зашпионился совсем.
ПЕТР. Всю жизнь Петей звали.
АЛЯ. Петей?
ПЕТР.Петей.
АЛЯ.А Любка мне сказала… Ну, что ходила к тебе – что тебя, сказала – Эдиком зовут. Наврала она, что ли?
ПЕТР. Кто ходил ко мне?
АЛЯ (улыбается). Любка. Толсторожая такая. Во-он в том доме живет. Говорит, мыться ходила в кочегарку, к Эдику, в душ ходила…
ПЕТР. Ко мне? Любка? Эдиком назвала? Меня? (Ест, кашляет, раскачиваясь на стуле. Хохочет, в руке у него вилка. Машет вилкой в воздухе, хохочет). Да не-е-ет… Да не-е-ет… Да не-е-ет…
АЛЯ (попятилась к двери). Не смейся…
ПЕТР (хохочет во всю глотку). Нет, нет!
АЛЯ. Не смейся… Не смейся… Не смейся…
ПЕТР (кадык у него на горле шевелится, белые зубы ПЕТР показывает, хохочет). А чего? Чего случилось? Что такое, а? Что такое?
АЛЯ (встала у порога, испуганным шепотом). Не надо… Не надо… Не надо… Не смейся!!! Не смейся!!! Страшно!!! Страшно!!!
Темнота.
Идет поезд, гремит в ночи.
В комнате АЛИ темно. АЛЯ сидит в ногах ПЕТРА, а ПЕТР лежит на кровати под одеялом, курит папиросу и огонек ее летает в темноте.
АЛЯ.…А я такой фургон каждый раз произвожу всегда. Вот, приезжает мой сто одиннадцатый на остановку в центр. Заходят все, народу набьется куча. Мое место никто никогда не занимает. Я его ковриком накрыла, аккуратно так сделала… Ну, заходят все. Кому – за пять копеек, кому за двадцать пять – ну, до самого аэропорта. Люблю я свою работу. Очень-очень. (Смеется). Ну, все вошли, я сразу же говорю, когда двери закроются… (Начинает говорить громко и неестественно). "О-сы-та-нов-ка ули-ца Ка-ры-ла Ли-бы-кы-хи-ни-та! Сы-ле-ду-ющш-ча-я-а-а а-сы-та-ноф-ка-а сбе-ры-кассс-са!!!" А потом уже начинаю объявлять: "Уважаемые товарищи пассажиры! Помните, что чисто не там, где метут, а там, где не сорят! Не бросайте скорлупу от семечек и фантики от дефицитных конфет на пол где попало! А возьмите их с собой по возможности в карман и выбросьте потом по вашей возможности в урну на улице! Бывает заяц белый, бывает заяц серый, а ты какого цвета, товарищ без билета?!" (Смеется). Все прямо челюсти открывают, так на меня смотрят, когда я говорю. Прям как на ненормальную. У нас ведь все ненавистные, все ведь привыкли – гав-гав! – а я вдруг к ним с таким уважением – ля-ля! У меня в салоне чисто. Да, чисто! У нас ведь везде как? Никто ведь ни за холодную воду, никто ведь нигде не работает и работать не хочет. А я всю себя, всю полностью на работе отдаю, все сердце! Вот как по телевизору просят: "Товарищи, отдавайте работе все сердце!" – я вот так: отдаю прямо всем, не жалею. Хоть памятник мне ставь – так я честно и правильно работаю…
Пауза.
Я и шапочку себе, как у стюардессы, сшила, из меха серого такого. Пальто у меня синее, на работе мне выдали. И цветочек на пальто приколю, губнушкой себя намажу – красота! Как продавщица прямо! Зимой у меня в салоне чисто, тепло. Но главный фургон – это когда мы подъезжаем! Вот, вижу, что скоро конец пути, я и начинаю, начинаю: "Уважаемые товарищи пассажиры! Наш автобус прибыл в пункт назначения и приписки – Аы-ра-ы-по-ры-ты! Всем встречающим – удачных встреч и деловых контактов, всем взлетающим – мягкой посадки, всем провожающим – хорошего настроения на многие годы! Улыбайтесь друг другу, товарищи, улыбайтесь! Доброта и улыбки присущи людям!" (Смеется). По ночам вот тут, на кровати лежала, сочиняла все это. Потом еще по книжкам, по газетам, по телевизору. Знаешь, на меня все, как на дуру смотрят. Я ведь не в микрофон, а так прямо говорю. Ну, мне бы микрофон дали, я бы так сказала, еще бы и не так! Кто-то, бывает, подойдет, скажет: "Молодец ты, девка, как артистка какая выступаешь! Всем, говорит, хорошо от твоих слов, всем хорошее сделала: никого ни почернила, ни побелила!" А это правда. Но я на это ничего не говорю, а так только серьезно отвечаю им: "Осовободите, освободите салон, товарищи, не задерживайте маршрутное движение!" Ну, вроде как, строгость на себя напускаю… (Смеется). Ты не спишь?
