Соулсон, шагая через ступеньку, направился вверх ко входу в ратушу. Армитедж следовал за ним. Джоб остался сторожить машину.
Репортеры забросали Соулсона обычными вопросами, на которые он парировал уклончивыми ответами с присущим ему юмором. Он был человеком, который не прочь поспорить и вместе с тем знает, когда надо промолчать. Они проводили его по коридору до большого зала, где уже началось заседание. Дойдя до двери с табличкой «ИДЕТ ЗАСЕДАНИЕ. КОМИТЕТ ПО ДЕЛАМ ПОЛИЦИИ МАНЧЕСТЕРА», он обернулся к камерам и микрофонам.
– Ну полно, вы же знаете, сейчас мне нечего сообщить, – улыбнулся Соулсон. – Хотите, чтобы у меня снова были неприятности, а?
– С кем, Чарли? – прокричал один из репортеров.
– Это вы должны мне сказать. А я предпочитаю держаться подальше от неприятностей. – Он повернулся и вошел в зал, провожаемый смехом. Армитедж вошел вслед за ним и закрыл дверь.
Они сидели за внушительных размеров столом для совещаний, занимающим большую часть зала. Семеро. Два советника-консерватора, один либеральный демократ и три лейбориста. Луиз Спенсер, председатель, сидела во главе стола.
– Вы опоздали. Заседание должно было начаться двадцать минут назад. – Голос Спенсер звучал резко, с претензией на властность.
– Прошу прощения у собравшихся. Но пока не очистят улицы, у нас будут постоянные пробки на дорогах. Мои люди могут справиться с уличным движением, но не с мусором, ему мешающим. – С этими словами он сел на предназначенное ему место слева от председателя. Армитедж опустился на свободный стул сзади.
– Всему необходимо придавать форму политического заявления?
– Он прав, – отозвался один из консерваторов. – Ваша политика в отношении этой забастовки вызывает хаос.
– Прежде всего мы исправляем все ваши ошибки. – Она попалась на удочку.
Соулсон усмехнулся. Не стоило большого труда натравить их друг на друга. Он бросил взгляд на противоположную сторону стола, где сидела одна из советников-лейбористов. Это была дама лет тридцати пяти с маленьким простым лицом, прямым торсом и огромным бюстом. Его взору открывалась одна из грудей, к которой прильнул ребенок, не обращающий внимания на словесную перепалку за столом.
– В наше время вообще не было забастовок, – бросил вызов тори.
– Ну еще бы, всем известно, какие фашистские законы о забастовках вы протащили, – парировала Спенсер.
– Вы видели телематериал о крысах в этих кучах мусора? – вступил либеральный демократ.
– Это подделка!
– Ничего подобного! Я сам видел. Вот такие здоровые! Жуткие твари. Пора бы вам уладить с этой забастовкой, – снова перешел в атаку тори. Он был совсем не в восторге от того, что либеральный демократ покусился на его лавры.
– Я не позволю настраивать рабочих друг против друга. Пора бы это понять. – Она повернулась к Соулсону. Кормящая мать в это время показала ему язык, он мило улыбнулся в ответ и взглянул на Спенсер. – Вы действительно знаете, как их унять, не так ли? – спросила она.
– Просто я хотел объяснить причину своего опоздания, – ответил Соулсон почти ласково. И увидел вспышку гнева в ее глазах.
– Итак, вы знаете, зачем мы здесь собрались. Чтобы выслушать ваши объяснения. Какие меры вы принимаете в связи с войной между бандами? В связи с тем, что происходит там, на наших улицах, у наших домов?
– Да, семь убийств за пять недель, – сказала кормящая мать-советник. – Что вы предпринимаете?
– Мои люди... – начал Соулсон.
– Не ваши люди, – оборвала его Спенсер. – Это не частная лавочка Соулсона. Это наша полиция. – Она стукнула себя в грудь.
– Полиция города. Семь тысяч человек.
– Того самого города, который выбрал нас руководить им.
– А мы страдаем из-за этого. Высокие налоги, банкротство, забастовки, – вставил советник-тори.
Спенсер повернулась к нему:
– Не отвлекайтесь! – Затем снова нацелилась на Соулсона: – Так какие меры вы принимаете?
– Полиции не хватает средств для обеспечения порядка в городе. Мои... люди делают все, что в их силах. При всех навязанных сокращениях... – Он не обращал внимания на второго советника-лейбориста, который в этот момент изображал игру на скрипке. – Все работают на пределе. Нам приходится контролировать большой город с пригородами площадью в пятьсот квадратных миль с населением в два с половиной миллиона человек. И мы, крупнейшая провинциальная полиция страны, не можем всюду поспеть.
