— Не могу пить меньше таблеток, — сказала мама. Она каждый вечер пила лекарство от гипертонии. Из-за того, что зимой она особенно часто страдала повышенным давлением, лекарственную дозу приходилось увеличивать. Весной же она, как правило, возвращалась к своей норме.
— В этом году пока не могу пить меньше, — посетовала мама. — Мой прежний врач ушёл, а на его место назначили нового — молодого, он так решил. Для него важны только цифры. А пожилой доктор куда больше понимал и знал индивидуальный подход, — заключила мама, потягиваясь. Несмотря на жалобный тон, во всем её теле угадывалось радостное ожидание весны. Вытянутые руки излучали силу.
— Еще немного, и тебе можно будет пить обычную дозу, — сказала я, мама кивнула.
— Знаешь, я видела головастиков, — неожиданно проговорила она.
— Где? — удивилась я. Она засмеялась.
— Мы с Момо ходили на пруд возле университета. В воскресенье. Когда ты была в кино.
— Надо было по работе, — пробормотала я в свое оправдание, на что мама опять засмеялась:
— Да я совсем не против, чтобы ты и просто так сходила в кино.
Когда в разговоре с мамой речь заходила о Рэе, внутри меня всегда что-то сжималось. Она смотрела на моего мужа, которым являлся Рэй, словно через кривую линзу, и никак иначе. Это не означало, что у неё было предубеждение по отношению к нему. Просто она не желала видеть в нем существо, имеющее четкие формы. Наблюдая за ним сквозь свою линзу, она хотела видеть лишь искаженные части тела: голову, конечности и прочее. Она не питала к нему ненависти, которая заставляла бы её в отвращении отворачиваться или, наоборот, пристально следить за каждым его движением. Просто она хотела, чтобы он навсегда остался чем-то неопределенным, не имеющим форм.
Тема работы для нас с мамой в некоторой степени напоминала разговор о Рэе. Но работа всегда была не более чем работой. Наверное, это так же, как вода и соль, которые ставят на камидану[3]. Они стоят там, но из-за того, что к ним не притрагиваешься, постепенно забываешь об их существовании. Рэй имел тело. Именно это маме было неприятно.
— Головастики появились так рано? Еще же холодно! — сказала я. Мама с сомнением посмотрела на меня:
— Точно, я перепутала. Икра. Мы видели лягушачью икру. Такая, похожая на желатиновые крупинки, только с кучей черных точечек внутри. Момо сказала, что раньше никогда такого не видела.
Университет располагался в двадцати минутах ходьбы от нашего дома. Рядом с теннисным кортом был пруд, до свадьбы мы с Рэем иногда гуляли там. Пруд был совсем маленьким. Он был давно заброшен, и трава на его берегах разрослась настолько буйно, что с дальнего его края уже нельзя было разглядеть корта. Только звук от ударов по мячу раздавался где-то совсем близко. В этой зеленой чаще Рэй меня целовал. Целовал, шепча моё имя.
Какое бы ни было время года, вода в этом пруду всегда шелестела.
Как-то, в один теплый весенний день, Момо принесла домой головастиков. Штук десять вместе с зачерпнутой водой оказались внутри стеклянной банки с широким горлышком.
— Вода, — прошептала Момо, на свету разглядывая содержимое банки. — В воде так много всего плавает.
Я наклонилась к Момо и вместе с ней заглянула внутрь банки. Мельчайшие частички, похожие на водоросли, темно-серые ворсинки, крупинки земли. В совершенно прозрачной на первый взгляд воде, действительно, плавали всевозможные существа. Среди всего этого, извиваясь, колыхалось несколько головастиков.
— Эта вода из пруда? — спросила я.
— Ага, — ответила Момо. — Когда я зачерпывала её, она казалась чистой.
— Она и так чистая, — сказала я, а Момо продолжила внимательно изучать банку.
На следующее утро один головастик издох и всплыл на поверхность, но все остальные продолжали энергично плавать.
— Какие у них тоненькие хвостики, — засмеялась Момо. — Такие тоненькие, хорошенькие.
Момо ушла в школу, и в доме сразу стало тихо. Мама ещё спала. Я помыла посуду и убрала её в корзину. Из крана капала вода. В лучах утреннего солнца капли набухали, словно маленькие упругие бусинки. «Интересно, плавают ли и в этих каплях всевозможные существа, — подумала я. — Копошащиеся невидимые организмы».
