На следующем уроке Лида, которую Галя отмывала всю перемену, неподвижно сидела на самом кончике парты. Можно было подумать, что на другом конце парты змея и Лида боится нечаянно к ней прикоснуться. На арифметике Женя придвинулся к Лиде и пробормотал:
— Я не нарочно обмакнул… Коса сама влезла в чернильницу…
Лида не шелохнулась.
Два урока она совсем не замечала Женю. А на последнем уроке, на «ручном труде», она показала подбородком на крышку парты и язвительно расхохоталась:
— Ха-ха-ха! Это что за уродики?
Им было задано сделать из бумаги домик и коробочку.
Женя и сам видел, что его изделия не очень красивы. Не то, что у Васи Грачёва, например. У того из весело раскрашенного дома с дверью и окнами даже вился клубами серый дым. Женин дом был просто белый и притом кособокий, а на коробочку точно кто-то немножко наступил ногой… Но разве так уж плохо?
Уже не обращая внимания на Женю, Лида с торжеством извлекла из коробки от маминых туфель, которую она всегда приносила с собой на уроки ручного труда, блестящую коробочку из голубой бумаги, сплошь усыпанную серебряными звёздочками.
Коробочка была великолепна, и рядом с ней Женина придавленная коробчонка выглядела такой неуклюжей и жалкой, что Женя растерянно заморгал. Потом рывком, двумя руками схватил свои творения, над которыми вчера просидел не меньше сорока минут, и скомкал их.
Елена Сергеевна обходила парты, рассматривая домики и коробочки, и многих ребят хвалила.
— А где твоя работа, Сомов?
Красный и надутый, как индюшонок, Женя молча показал кивком головы на два белых комка на крышке парты.
— Ах так? — сказала Елена Сергеевна. — Ставлю тебе единицу!
— Кол! Кол! — зашептали ребята.
На лице у Лиды появилась довольная улыбка.
Учительница заметила это и нахмурилась.
— Очень нехорошо, Костина, радоваться чужим неудачам, — сказала она грустно. — Сомов тебя сегодня обидел и за это был и ещё будет наказан. А радоваться чужим неудачам не по-товарищески.
Маня Гусева подняла руку:
— Он её еще дразнит часто, что Лида его выдру боится.
Лида вся порозовела:
— Не так уж и боюсь!
Елена Сергеевна пристально посмотрела на Женю:
— А я тебя считала добрым мальчиком… — она вздохнула. — Видно, и правда, вас придётся рассадить. Не умеете вы жить мирно. С завтрашнего дня, Лида, поменяешься местом с Валей Груздевой. Она сядет к Жене, а ты — к Васе Грачёву.
— И очень хорошо, — чётко сказала Лида.
Учительница оглядела класс:
— Ребята, вы понимаете, за что я поставила единицу Сомову?
— Задание не сделал! — закричал Яша Шлыков.
— Нет, не за это. Ведь работу он сделал, но потом уничтожил её. За неудачную работу я бы не поставила единицу, все мы еще учимся, у каждого может случиться неудача. А вот за то, что у Жени терпения, выдержки нет совсем, он и заслужил единицу. В прошлом году мы советовались, как помочь Жене терпеливо сидеть на уроках. Не пришлось бы нам и в этом году опять всем классом заняться Сомовым…
Лиде очень захотелось спросить Женю, — как это в прошлом году весь класс им занимался? Но она, конечно, не спросила, а, наоборот, повернулась к нему спиной.
И ещё в этот несчастный день Женя около часа просидел в классе вдвоём с учительницей. Елена Сергеевна проверяла домашние тетради, потом что-то выписывала в общую тетрадь из очень толстой книги. А Женя всё писал и писал упражнение, в третий раз подряд, потому что первые два раза вышло очень грязно. На душе у Жени было уныло и как-то мутно.
А на другой день он уже сидел с Валей Груздевой, толстой, спокойной девочкой. Лида переселилась к Васе Грачёву.
На перемене пионер из шестого класса, Владик, подошёл к Жене.
— У тебя, говорят, ручная выдра живёт. Разреши нам её посмотреть. Мы — юннаты, и нам очень интересно.
Женя смерил мальчика взглядом, для чего ему пришлось задрать голову, и милостиво разрешил:
— Что ж, приходите. А вас не очень много? А то наши ребята тоже приходят. Если куча народу, Масенька может испугаться.
— Нет, мы только вдвоём с Катей придём. Хищниками мы с ней занимаемся. Катя больше львами, а я всякими другими.
Владик спросил Женин адрес и отошёл. Женя смотрел ему вслед с недоумением. При чём тут хищники? На Маську хочет посмотреть, а про львов говорит… Чудно́!