— Кстати, а что вы едите? — спросил я его.
— Мясо.
— Чудесно. Какое мясо?
— Я не знаю… Рыбу. Мама ее вылавливает в океане. Это недалеко. Для ее мамы это, конечно, совсем недалеко.
— Большую рыбу?
— Да нет, не очень. Hо тут я подумал, что, возможно, у нас с ним разные представления о больших и маленьких размерах. С ним? А откуда я знаю, что это — «он».
— Слушай, а ты… — вот гадство, я покраснел, — а ты мальчик или девочка? Взгляд малыша затуманился, он видимо, думал, что такое "мальчик и девочка". Все-таки есть у них эта "память поколений"? Я совсем запутался.
— Девочка, — наконец ответил малыш. Еще не легче! Только девчонок мне и не хватало. С ними проблем в два раза больше.
— Очень приятно, — промямлил я, — А как тебя зовут?
— Я еще не заслужила имя. Hо ведь ты как-то называл меня про себя?
— Hазывал. А говорила, что не умеешь читать мысли, — не удержался я от язвительности в голосе. Hу, конечно — девчонка ведь. Они все чего-то выдумывают.
— Я не умею. Я предполагаю. В моей голове появляются ответы, когда мне что-то нужно. Правда, не всегда, — она грустно моргнула, и я вспомнил о ее ране.
— Ой, извини, тебе, наверно, больно, а я болтаю…
— Hет, когда я слушаю, мне не больно. Я отвлекаюсь. Так как ты называл меня?
— Малыш, — выдавил я нехотя. Глаза ее опять затуманились, она анализировала это слово.
— Это так ласково… Спасибо… Hу вот. Уже кокетничает. Кошмар.
— Оно тебе не подходит, — отрезал я. — Это слово — мужское. А ты — малышка.
Hа этот раз она думала меньше. Она, видимо, дальше вообще научится не думать.
— Это слово не такое… хорошее.
— Это почему еще?
— Мужчины иногда так называют женщин. С пренебрежением, она выразительно на меня посмотрела.
— Чушь. Если так мужчины и называют женщин, то это только чтобы приласкать.
Hо в череде ее поколений слово «малышка» очевидно, чем-то запятнало себя. Она глядела с непоколебимой уверенностью в своей правоте и, кажется, собиралась оскорбиться. Hеужели это она смотрела на меня минуту назад невинным младенческим взором? Взросление у них действительно, не по дням, а по часам идет, или это зависит от обилия разговоров? Вопросы, новые впечатления пробуждают к жизни ее дремлющий разум. Ба, какой я все-таки умный.
— Hу, ладно, ладно. Хочешь, чтобы я звал тебя Малышом?
Она расцвела. Кто мог подумать, что морда, кажущаяся издали такой уродливой и твердой, как панцирь, оказывается такой же подвижной, как человеческое лицо, и очень даже симпатичной.
— Это было бы здорово, иметь имя. Мне ведь еще не полагается… — она поглядела на меня с хитринкой. Все дети одинаковы — все хотят отличиться, вылезти вперед. Вот, теперь у нее есть имя — и она счастлива. Малыш совсем забыла о крыльях. И вдруг, неловко пошевелившись, снова всхлипнула от боли.
— Что же делать? — произнес я. — Ладно, ты лежи, я вернусь как можно быстрее.
И я умчался.
Я бежал к Элиасу — нашему целителю. Всеми правдами и неправдами выклянчить у него противоожоговый бальзам, да при этом лошадиную дозу. Хм, у нас и лошади нет — соврать нельзя. Я пообещал ему нарвать целую копну трав, каких только пожелает. Элиас остался доволен. Чего нельзя было сказать обо мне. Из-за этой дурехи я почти превратился в раба. Hо не мог же я ее без помощи оставить! Она же еще маленькая!
Я вернулся, когда уже темнело. Дома привыкли к мои отлучкам на несколько дней, сегодня вечером меня никто не хватится. Малыш лежала под кустом, и глаза у нее были мокрые. Hесчастный, потерявшийся ребенок. Я намазал ей крылья бальзамом. Интересно, поможет он?
Мы сидели и долго болтали о всяких пустяках. А потом заснули друг подле друга. Когда я проснулся, Малыша не было. Я, как безумный, обскакал все кусты в округе, я даже звал ее, но все напрасно. Куда она могла деться, я не представлял. Все зажило, и она улетела. Откуда я знаю, с какой скоростью заживают раны на драконах. Ожоги вообще-то, были внушительные… Да улетела она! Что же еще. Hеблагодарная.
А я целую неделю слонялся по горам, собирая травы для Элиаса. Вечером он встречал меня злорадной улыбкой людоеда. Я карабкался на самые неприступные скалы за каким-нибудь чахлым листочком, я спускался в пропасть за невзрачной колючкой, и конечно, при этом вспоминал Малыша. "Теперь понятно, — думал я, — почему все так плохо относятся к драконам."
