— Здравствуйте, Камилла!..
Камилла Пьерот так поражена тем, что умирающий заговорил, что в полном изумлении стоит неподвижно с протянутой рукой, и кусочек прозрачного льда дрожит в ее розовых пальцах.
— Здравствуйте, Камилла! — повторяет Малыш. — Я прекрасно узнал вас, поверьте!.. Голова моя теперь в полном порядке. А вы? Видите ли вы меня?.. Можете вы меня видеть?..
Камилла Пьерот широко раскрывает глаза.
— Вижу ли я вас, Даниэль?.. Ну, разумеется, я вас вижу!..
Тогда, при мысли, что шкаф солгал, что Камилла Пьерот не ослепла, что его сон, страшный сон, не оказался пророческим до конца, Малыш набирается храбрости и решается задать еще несколько вопросов.
— Я был очень болен, не правда ли, Камилла?
— Да, Даниэль, очень больны…
— И я лежу уже давно?..
— Завтра будет три недели…
— Боже мой! Три недели!.. Уже три недели как Мама Жак…
Он не кончает фразы и, рыдая, прячет голову в подушки…
В эту минуту в комнату входит Пьерот с новым доктором (если болезнь продлится, тут перебывает вся медицинская академия), знаменитым доктором Брум-Брумом, который сразу приступает к делу и не занимается застегиванием своих перчаток у изголовья больных. Он подходит к Малышу, щупает пульс, осматривает глаза, язык, потом, обращаясь к Пьероту, говорит:
— Что же вы мне сказки рассказывали?.. Ведь он выздоровел, ваш больной!..
— Выздоровел!?? — повторяет Пьерот, складывая молитвенно руки.
— Настолько выздоровел, что вы немедленно выбросьте весь этот лёд за окошко и дайте вашему больному крылышко цыпленка, которое он запьет Сен-Эмильоном..! Ну, ну, перестаньте отчаиваться, милая барышня, — через неделю этот молодчик, так ловко надувший смерть, будет уже на ногах, — могу вас в этом уверить… А пока, эти дни держите его еще в постели и охраняйте от всяких волнений и потрясений. Это самое главное… Остальное предоставим природе — она лучше умеет ухаживать за больными, чем мы с вами…
Затем знаменитый доктор Брум-Брум дает щелчок в нос пациенту, улыбается мадемуазель Камилле и быстро удаляется в сопровождении добряка Пьерота, который плачет от радости и все время повторяет:
— Ах, господин доктор, вот уж, правда, можно сказать!..
После их ухода Камилла хочет заставить больного уснуть, но тот энергично протестует.
— Не уходите, Камилла, прошу вас… Не оставляйте меня одного… Как вы хотите, чтобы я спал, когда у меня такое горе?..
— Да, Даниэль, это необходимо. Необходимо, чтобы вы уснули. Вам нужен покой; это доктор сказал… Ну, послушайтесь, будьте же благоразумны, закройте глаза и не думайте ни о чем… Я скоро опять приду и, если узнаю, что вы спали, останусь дольше.
— Я сплю… сплю… — говорит Малыш, закрывая глаза. Потом, спохватившись: — Еще одно слово, Камилла… что это за чёрное платье я видел здесь?
— Чёрное платье?!
— Ну, да! Вы отлично знаете. Маленькая женщина в чёрном платье, которая работала там с вами у окна… Сейчас её нет… Но я только что видел ее, я в этом уверен.
— Нет, Даниэль, вы ошибаетесь… Я работала здесь сегодня все утро с госпожой Трибу, знаете, с вашим старым другом, которую вы называли дамой высоких качеств. Но госпожа Трибу не в черном… она всё в том же зеленом платье… Вы, верно, видели это во сне… Итак, я ухожу… Спите хорошенько…
С этими словами Камилла Пьерот поспешно уходит, очень смущенная, с пылающими щеками, словно она только что солгала. Малыш остается один, но уснуть он все же не может. Машина с тонкими колесиками с дьявольской быстротой вертится в его глазах. Шелковые нити спутываются… Он думает о своем дорогом Жаке, покоящемся на Монмартрском кладбище; он думает о Чёрных глазах, об этих чудных звездах, точно нарочно для него зажжённых провидением, и теперь… В эту минуту дверь тихо, тихо приотворяется, кто-то хочет войти b комнату, и почти тотчас же затем слышится голос Камиллы, произносящей шепотом:
— Не входите!.. Волнение убьёт его, если он вдруг проснется!..
— Дверь медленно закрывается, так же тихо, как и открылась, но, к несчастью, подол черного платья попадает в щель, и Малыш это видит.
Сердце его вдруг точно рванулось куда-то… Глаза загораются, и, приподнимаясь на локте, он громко кричит:
