Чарли выдернул руку. Физически он был явно раза в три сильнее Джири.
- Да ладно, забудем про это. Я не хочу никаких неприятностей. Если у вас есть причина прыгать с поезда, прыгайте на здоровье. Верно?
- Почему же вы не поинтересовались, что это за причина? Или подумали начнете мне угрожать, заработаете еще один фунт?
Насупившись, Чарли побрел прочь и вскоре исчез за кучей ящиков. Победа приободрила Джири. Он пошел вдоль платформы в направлении кафе: надо что-нибудь выпить. Все непременно уладится. Блейкни не сможет сесть рядом с Дэвидом; а когда они сойдут с поезда, Дэвид будет осторожен и не попадется Блейкни на глаза; беда миновала его, он уцелел, будем надеяться, что все к лучшему. Если Блейкни нечего будет сообщить его "доброжелателям", у них не возникнет соблазна тревожить его, и его оставят в покое, он будет предоставлен самому себе среди этого многоликого скопища равнодушных, среди захлестывающего вокзал людского потока, движение которого легко предсказать.
Согревшись и успокоившись, касаясь плечами плеч миролюбивых незнакомцев, Джири, как ракушка, прилип к бару, терпеливо ожидая своей очереди. Он понимал, что заслужил двойное виски.
Вечер, к которому Элизабет решила не укорачивать себе юбку, устраивали мистер и миссис Маркус Пелт. Адриан Суортмор старался не терять Маркуса Пелта из виду, точнее говоря, он считал, что с Маркусом Пелтом внешне надо поддерживать самые сердечные отношения, хотя внутренне всегда был с ним настороже. Пелт - экономист, чрезвычайно удачливый экономист, автор нескольких солидных книг, занимал к тому же высокий пост в университете. Он тоже любил купаться в лучах славы и обожания, откуда бы эти лучи ни исходили. Он принадлежал к числу тех узких специалистов-интеллектуалов, которым жизнь почему-то становилась немила, если они не владели вниманием большой простодушной аудитории, равно как и избранного круга лиц осведомленных.
Пелт со своей неуемной энергией не гнушался ничем для достижения заветной цели. Он никогда не отклонял предложения выступить по телевидению - щеголял прописными истинами в дискуссиях, участвовал в викторинах, а то и выставлял себя шутом гороховым в шарадах и играх. Корреспонденты любой газеты, даже захудалого бульварного листка, обращались к Пелту без опасения получить отказ - будь то беседа по телефону или материал для гвоздевой статьи в номере. И лицо его, круглое как тарелка, в очках, с неизменной лучистой, самодовольной улыбкой, всякий раз приветствовало читателя с газетной полосы, где публиковалась его статья, точь-в-точь как с голубого экрана.
Маркус Пелт всегда был доволен собой. Ему нравилось, как он устроился в жизни. Он достиг серьезного успеха в своей области и легкого успеха у публики. Он наслаждался и тем и другим.
В свою, очередь Адриан Суортмор испытывал потребность в Пелте, и они оба бдительно охраняли свой союз. Суортмор часто предоставлял Пелту возможность заниматься саморекламой. А Пелт, надо отдать ему должное, был прекрасным актером и никогда не подводил Суортмора. Каждый из них знал, хотя они и не обсуждали этого, что, когда наступит звездный час Суортмора и он завладеет главной площадью телевизионного царства, он извлечет куда большую, чем раньше, выгоду из Маркуса Пелта. А Маркус Пелт соответственно сможет извлечь большую пользу из Суортмора. Они нуждались друг в друге, и эта потребность заглушала взаимную настороженность.
Пелт стоял посередине ковра в гостиной, поглядывая на часы.
- Первые ласточки скоро появятся, Адриан. Мы потерпим, дадим им всем вдоволь насладиться твоим присутствием, а потом улизнем куда-нибудь в тихое местечко и поужинаем. Ты не забыла заказать столик, дорогая?
Миссис Пелт - холеная женщина, в прошлом секретарша Пелта, - кивком головы подтвердила, что не забыла о поручении.
- Столик на троих. В ресторане "Пиноккио", - ответила она.
- Отлично! - воскликнул Адриан Суортмор. Он был холост, эффектная, но ненавязчивая красота миссис Пелт импонировала ему. - Я готов отдать себя на растерзание стервятникам до восьми вечера.
Супруги Пелт не оговорили конкретно час окончания своего приема, однако ничего страшного не случится, если они условятся о времени и заставят гостей придерживаться его. Надо и честь знать, провинциалы бывают так невыносимы.
