— Чёрная печать, — сказала леди, повернув очень бледное лицо к мужу и передавая ему письмо, — но это его почерк, — с натужной улыбкой добавила она. — Он не смог сам приехать, он… болен.
Перед произнесением последнего слова она замешкалась, поскольку в её душе сами собой возникли мысли о смерти.
Торговец устроился в кресле, надел очки, бросил суровый взгляд на вестницу и вскрыл письмо. Когда он читал, жена не отрывала от него тревожного взора. Она видела, что его лицо побледнело, высокий, узкий лоб покрылся морщинами, а жёсткие губы сжались ещё сильнее. Она поняла, что с её сыном — её единственным сыном — приключилось что-то дурное, и она вцепилась в подлокотники, её губы побелели, а в глазах появилось мучительное напряжение. Когда муж дочитал письмо, она подошла к нему, но, заговорив, смотрела в другую сторону.
— Скажи, какая беда приключилась с моим сыном? — Её голос был тихим и нежным, но хриплым от напряжения.
Её муж ничего не ответил, но его руки бессильно упали на колени, и письмо подрагивало в нетвёрдых пальцах; он уставился на свою жену таким взглядом, который до самого сердца пронзил её холодом. Она попыталась вырвать у него письмо, но он сжал его крепче.
— Отпусти… он мёртв… убит дикарями… что ещё ты хочешь узнать?
Бедная женщина отступила назад, и тревога в её глазах угасла.
— Разве что-то может быть хуже смерти?.. Смерти первенца… убитого в рассвете лет?.. — пробормотала она тихим, надтреснутым голосом.
— Да, женщина! — почти свирепо сказал её муж. — Есть нечто хуже смерти — бесчестие!
— Бесчестие — и мой сын? Ты его отец, Джон. Не клевещи на него теперь, когда он мёртв, и перед лицом его матери.
При этих словах на кротком лице женщины выступила краска, и её губы гордо искривились. Всё самое твёрдое, что было в её характере, сейчас восстало против обвинений, которым подвергся покойный.
— Читай, женщина, читай! Посмотри на эту проклятую негодницу и её ребёнка! Они заманили его в своё дикарское логово и убили его. Сейчас они пришли, чтобы просить защиты и награды за это грязное злодеяние.
Услышав эту яростную речь, Малеска крепче прижала к себе ребёнка, медленно отступила в угол комнаты и съёжилась там, как перепуганная зайчиха. Она дико оглядывалась, как будто ища способа избежать мести, которая ей угрожала.
После первого взрыва чувств старик спрятал лицо в руках и замер, и тишину комнаты нарушало только рыдание его жены, которая читала письмо сына.
Эти слёзы ободрили Малеску. Её собственные глубокие переживания научили её понимать переживания других. Она робко подошла к скорбящей матери и опустилась у её ног.
— Белая женщина посмотрит на Малеску? — сказала она смиренным, трогательно серьёзным голосом. — Она любила молодого белого вождя, и когда на его душу спустились тени, он сказал, что сердце его матери примет бедную индианку, которая в начале своей юности спала на его груди. Он сказал, что её любовь повернётся к его мальчику, как цветок к солнцу. Белая женщина посмотрит на мальчика? Он похож на своего отца.
— Бедное дитя… похож… похож! — пробормотала лишившаяся сына мать, сквозь слёзы глядя на мальчика. — Вылитый Уильям в ту пору, когда мы оба были молоды. О, Джон, ты помнишь его улыбку? Помнишь, как на его щеках играли ямочки, когда мы его целовали? Посмотри на это бедное создание, на этого сироту; они опять с нами, эти лучистые глаза и широкий лоб. Ради меня, Джон, посмотри… ради нашего погибшего сына, который при последнем издыхании умолял нас полюбить его сына. Посмотри на него!
С этими словами добрая женщина подвела ребёнка к мужу, положила руку на его плечо и поцеловала его в висок. Гордость его характера была поколеблена. Его грудь вздулась, и сквозь одеревеневшие пальцы хлынули слёзы. Он почувствовал, как к его колену придвигается маленькая фигурка, как крохотные, нежные пальчики изо всех сил пытаются открыть его лицо. Голос природы пересилил. Его руки упали, и он беспокойно всмотрелся в черты ребёнка.
Когда эти юные ясные глаза встретили взгляд деда, в них стояли слёзы, но когда лицо старика смягчилось, их озарила улыбка, и маленькое создание подняло ручки и обхватило шею своего деда. После недолгой борьбы торговец в порыве сильных чувств, которые были столь редки для его железного характера, прижал мальчика к сердцу.